Каким-то непостижимым образом Дора понимала, что Син никак на нее не воздействует и не будет. Можно было и не спрашивать. Но ведь и ему можно было не спрашивать, верит ли она — наверняка сам знал ответ.
Дора тоже знала, но хотела услышать.
И то, что сказал, а главное — как… наверное, так и ощущается последняя капля, после которой — потоп, и соломинка, которая ломает спину верблюду. Дора не выдержала. Ну невозможно же выдержать! И почему, в конце концов, нельзя прямо сказать, какой он классный? Что это изменит?
— Мне кажется, ты слишком высокого мнения о моей скромной персоне. — Син притянул ее ближе, сказал на ухо: — Но разубеждать не буду. Я еще не до конца насладился.
Вот так, совсем-совсем рядом, в полумраке тесной комнатки мотеля, его синие глаза казались темными и очень глубокими. Затягивали — не выплыть.
— Дуй в душ. Иначе рискуем употребить кровать по прямому назначению. Я не против, но потерявшиеся психи отвлекают.
— Ага, — согласилась со всем сразу Дора. И удрала. В душ.
А телепатам, наверное, нелегко живется. Сбежавшие психи отвлекают от влюбленных дурочек, влюбленные дурочки — от сбежавших психов… Дора подставляла голову под струи прохладной воды, яростно намыливалась, отскребая цементную и кирпичную пыль, и почему-то абсолютно точно знала, что Син сейчас валяется на кровати, раскинув руки, и ищет своего психа. А на периферии чувствует ее. Всю целиком. И счастье от того, что наконец-то чистая и можно будет лечь спать, и отодвинутое пока что подальше “верните меня домой!”, и радость, что в этом безумном, долбанутом по всем статьям мире она встретила не кого-то еще, а именно Сина. И даже возбуждение после случившихся вдруг почти-обнимашек — хорошо, не слишком сильное, можно просто не обращать внимания.
Она выключила воду, чувствуя себя чистой до скрипа. И тупо уставилась на пустой полотенцедержатель.
Дурацкий мотель! Они что, полотенца в комнате складывают?!
“Син!”
Он отозвался не сразу.
“Они здесь, на столе. Принести? Или выходи, я не буду смотреть. Торжественно клянусь”.
“Ладно. Не смотри”.
Син и правда валялся на кровати. Но сейчас отвернулся, а одеяло оказалось сдвинуто в сторону. Дора добежала до сложенной на столе стопки полотенец, схватила верхнее. Маленькое. Большое оказалось под ним. Торопливо вытерлась, замотала мокрые волосы и нырнула под одеяло.
Мелькнула мысль, что спать голой, когда рядом весь такой классный и заманчивый Син, не самая лучшая идея — не заснешь.
“Вот когда ты такое думаешь, “классный и заманчивый Син” чувствует себя бревном. Спи. У тебя сегодня и так прорва новых ощущений, а я лучше переберусь на подоконник. Там свежо, прекрасно и всякие голые девы в одеялах не соблазняют разным”.
“Я не соблазняю, — откликнулась Дора. — Я помню, ты делом занят. Спокойной ночи”.
То ли от “прорвы новых ощущений”, то ли от банальной усталости заснула она мгновенно. И вроде даже ничего не снилось. Не считать же за сны смутные картинки, непонятные, смазанные, словно в тумане? Город — стекло и бетон, свет фонарей на пустынных улицах. Лица, незнакомые, почти неразличимые. Утопающие в зелени особняки где-то у берега моря. Шумела вечеринка, парочки танцевали блюз, и почему-то Дора знала, что это неприлично и почти разврат. Ну да какого только бреда во сне не увидишь.
Шум мотора почти разбудил, по потолку метнулся свет фар. Дора перевернулась на другой бок, натянула одеяло на глаза. Успела заметить, что Син так и сидит на подоконнике. И снова заснула.
Теперь сон был ярким, как наяву. И приятным, хотя и стремным. Какой-то чувак в обтягивающей коже, совсем как у Сина, с кошачьими ушками и длинным пушистым хвостом, сидел на окне. Весь такой романтичный и загадочный в свете луны, а может, фонарей, а потом вдруг оказался рядом с Дорой, крепко обнял и начал мурлыкать на ухо. Натурально мурлыкать, по-кошачьи. А когда Дора потянулась почесать его за ушком, лизнул ее в нос, горячо и щекотно.
И будто канал переключил! Дора вдруг оказалась в темном, едва освещенном коридоре. Откуда-то доносилась музыка, приглушенно, будто издалека. Кафельный пол дрожал и вибрировал, как будто невдалеке то и дело проносились поезда. Подземка, что ли? Из-за спины слышались страстные стоны и быстрое дыхание со смачным хэканьем, а совсем рядом с Дорой опирался о стену то ли обдолбанный, то ли в хлам упившийся мужик. Не блевал, уже спасибо, но выглядел как человек, которому очень надо принять горизонтальное положение.
Вот уж в каких местах точно лучше не задерживаться!
Дора побежала, но почему-то осталась на месте. “Это сон”… Она попыталась проснуться или хотя бы перевернуться на другой бок, но не смогла даже пошевелиться. А обдолбыш вдруг разогнулся, посмотрел в упор — глаза были абсолютно стеклянные и смотрели сквозь Дору. Или за ее плечо? Обернуться не получилось, хотя очень хотелось. От одной мысли, что сзади кто-то стоит, пробирал дикий, животный ужас.