Потом я вывернул карманы, поднял вверх полы куртки и повернулся кругом.
– Ну что? – крикнул я. – Вхожу?
– Входи, – ответил полковник.
Проходя мимо Миши, я быстро сказал, глядя себе под ноги:
– Когда закричу, сделай так, чтобы пистолет оказался у меня в руке.
16
Войдя в дом, я оказался в просторном холле с камином, диванами и концертным роялем, отблескивающим черным лаком. Справа наверх уходила широкая лестница из темного дерева, устланная ковровой дорожкой, притянутой к ступеням бронзовыми штангами. Слева располагался арочный проем, в котором виднелся довольно длинный коридор. В углу темнела дверь с бронзовой ручкой.
– Ну и куда мне? – крикнул я.
– Поднимайся наверх, – ответил сиплый бас полковника.
Я три раза глубоко вдохнул и выдохнул. Это помогло очень мало, а точнее – совсем не помогло. «Взявшийся за руки плуга», – сказал себе я и стал подниматься по лестнице, оставляя на ковре следы грязи и крови.
– Сюда, – донесся голос из‑за ближней двери, когда я оказался на втором этаже.
Я толкнул дверь. В комнате было почти темно. Окно закрывали жалюзи, тускло отблескивающие металлом. Я не сразу разглядел Бура.
Он сидел за тяжелым письменным столом в кресле с высокой черной спинкой, а перед ним, между его расставленных ног, почти полностью закрывая полковника от меня, стояла Анфиса. В сарафане.
– Входи! – сказал Бур. – И не бойся. То есть бойся, конечно. Но входи. Правильно я говорю? – Железной рукой он повернул голову Анфисы к себе, словно это была голова куклы в кукольном театре.
Анфиса плюнула ему в лицо. Бур спокойно вытер лицо рукавом ее сарафана.
В это время на улице поднялся страшный шум – крики, удары по дереву, топот ног. Выстрелов слышно не было. Спина у меня похолодела, а на затылок будто легла чья‑то ледяная рука.
– Не всегда всё идет по плану? Да, Иван? – ухмыльнулся полковник. – Подними руки и медленно подойди.
Он сжал рукой подбородок Анфисы.
– Если, конечно, не хочешь, чтобы у нее нечаянно не сломались шейные позвонки.
Я поднял руки и сделал шаг вперед. Шум на улице усилился. В соседних комнатах тоже послышался звон разбитого стекла, крики и стук, как от падения тяжелых предметов. Но выражение лица полковника не изменилось. Я сделал еще один шаг.
– Живее! – сказал Бур.
Я не представлял, как смогу попасть в полковника, не ранив Анфису, но понимал, что еще секунда – и будет поздно. И закричал. В то же мгновение в моей поднятой руке появился пистолет.
– Полковник! – неожиданно крикнул кто‑то сзади.
Я обернулся и выстрелил в человека, бежавшего на меня. Потом повернулся к полковнику, но опоздал. Его не было в кресле. Анфиса стояла у стола и кричала «Ваня!», а полковника не было. Спустя какую‑то мельчайшую долю секунды я увидел его справа от меня, однако отреагировать не успел, и Бур выхватил пистолет из моей руки.
– Отлично! – сказал он в веселом возбуждении. – Отлично! Заткнись, сука! – Попятившись, он схватил Анфису за волосы и рванул к себе.
– Сюда! – приказал он мне.
Я подошел. Полковник был громаден. Зрачки его сузились и расширились.
– А теперь смотри в глаза! Поиграем.
Он приставил пистолет к моему виску.
– Как ты думаешь? Выстрелит? – спросил он. – С одной стороны, я очень плохой человек. Даже спички не двигались, если я оставался с ДЕТЬМИ один. То есть может и не выстрелить. Но с другой стороны, стреляю‑то не я, а кто‑то из ДЕТЕЙ. И вроде бы никто из них не видит, что пистолет уже у меня. Думают, что это ты, Иван, с оружием в руках освобождаешь принцессу. А значит, должны сделать так, чтобы он стрелял. Да‑а… Вопрос… А сейчас мы узнаем на него ответ…
Не успев договорить, Бур дернулся и издал такой звук, как будто рванул без разминки штангу весом килограммов в двести. На меня брызнула кровь.
Приблизительно на уровне моих глаз в шее полковника торчала ложка с заточенной ручкой.
– Это ты сука! – крикнула Анфиса, пытаясь провернуть ложку. – Ты, а не я!
Бур махнул своей медвежьей лапой, и девчонка отлетела к окну, ударившись затылком о подоконник. В этот же момент он рванул меня к себе, обхватил мою шею рукой и едва не переломил ее.
– Так что, Иван, попробуем? – зарычал он, снова приставляя пистолет к моей голове. Голос его звучал, как‑то булькая, словно он разговаривал, полоща горло.
Я закрыл глаза, стиснул зубы, пытался вспомнить какую‑нибудь молитву, но не мог.
– Адамов! – вдруг прорычал полковник.
Я открыл глаза. В комнату входил широкий страшный человек с тяжелым взглядом, в котором я не сразу узнал мужа Надиной подруги.
– Брось его, Витася, – тихо сказал Адамов, приближаясь.
Бур вскинул пистолет, но я изо всех сил ударил по его огромной руке, и прозвучавший выстрел расколол стенку шкафа метрах в полутора левее Адамова. Почти одновременно с этим, не успев понять, что произошло, я ударился об стол с такой силой, будто выпал на него со второго этажа, а в комнате раздался рев, звук глухих ударов и стон титанических усилий. Приподняв голову, в полутьме комнаты я увидел сплетение тел на полу, потом мимо мелькнула светлая тень сарафана: Анфиса наклонилась, подняла что‑то с пола, – и раздался еще один выстрел.
Через секунду, опираясь на руку, в сторону отползал Адамов. Бур стоял на коленях и, тяжело дыша, сжимал в правой руке окровавленную ложку, вырванную им из своей шеи.
– Не надо! – крикнул Адамов.
Но Анфиса не послушалась. Она обошла полковника спереди и несколько раз выстрелила ему в грудь. Убедившись, что патроны закончились, девчонка бросила пистолет на ковер. Потом зачем‑то начала быстро‑быстро расчесывать свои волосы пальцами.
Я выпрямился, но голова сильно кружилась. Подошел к Анфисе и положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но руку не сняла.
Бур лежал на боку. Широкий человек стоял над ним.
– Адамов, – прохрипел еле слышно Бур, – ил черный, очень черный… И очень тяжелый…
Потом зрачки его расширились и остались такими уже навсегда.
– А где мальчишки? – спросил я.
17
По распоряжению Адамова полковника вынесли на улицу.
За ним на второй этаж поднялись трое здоровенных парней, одного из которых я видел в прошлое воскресенье в доме Чагина. Тогда он остановил меня на лестничной площадке и не хотел пропускать. На этот раз здоровяк с уважением протянул мне руку и спросил:
– Ну как ты, братишка?
– Нормально, – ответил я, слегка покачиваясь.
Они завернули тело в брезент, наклонились и крякнули: «Тяжелый!»
– Не поможешь? – обратился ко мне один из парней.
– Нет, – твердо ответил я. – Не хочу. Я достаточно с ним обнимался.
– Понимаю, братишка, – сказал мой знакомый. – Ничего, братишка, отдыхай…
На улице было жуткое и вместе с тем радостное оживление. Пылали избы, в которых полковник держал гражданских, что называется, на развод. Бойцы из Тихой протянули шланги и ручным насосом гнали воду из резервуаров рядом с баней, заливая пожар. Им удалось отсечь пламя от столовой и большого деревянного дома, над которым еще час назад развевался синий флаг с красной полосой по диагонали. Теперь флага не было.
Бойцы из Тихой выводили пленных, запрягали лошадей в телеги, разбирали какие‑то завалы перед мастерскими.