– Тише… – Чагин сел рядом с Теоретиком на корточки и обнял его. – Тише…
Анжела
Я примеряла новое, не совсем законченное, платье. В конце апреля в музыкальном училище будет весенний бал, и дядя Игорь пообещал, что я пойду.
Я стояла перед зеркалом и булавками отмечала на ткани места, когда в дверях появилась Регина и сказала:
– Далай‑лама, пойдем, батюшка зовет.
Они с Борисом называли меня «Далай‑ламой в изгнании», хотя и не знали обо мне ничего такого особенного. Просто дядя Игорь нагнал на них страху и напустил, как говорится, туману.
Когда Борис начинал меня этим Далай‑ламой дразнить, я поддевала его тем, что его тоже смешно называют. Отец Борис! Что это такое? Вы же не наш отец. А он говорил, ну, называешь же ты Адамова дядей Игорем? А он не твой дядя.
– Ладно, – сказала я Регине и так и пошла, с булавками.
Борис выглядел необычно. Он был немного встревожен, и у него почему‑то было виноватое лицо.
– Понимаете, – начал он, когда мы сели. – Игорь сказал мне, что нужно быть очень осторожными, пока он не приедет. И взял с меня слово. А тут…
И он рассказал нам, что садовник Чагин, который отправился в какую‑то странную командировку в Сектор, просил забрать к себе его жену и сына, а он отказал. Но сердце у него не на месте, возможно и вправду семья садовника в опасности, и он думает, что надо хотя бы поехать и поговорить с ними. Как мы считаем?
Мы считали, что нужно ехать, мы будем в его отсутствие вести себя хорошо, и Борис пошел седлать рыжую кобылу. А я подумала, что это тот случай, когда нужно связаться с дядей Игорем.
Мы все знали, что в церкви есть телефон с проводами, но никто не знал о моих мобильниках.
Когда Борис уехал, я заперлась и дала сигнал дяде Игорю, что связь установлена. Но он не отвечал. Я повторила сигнал несколько раз. Ответа не было. Мне абсолютно не нужны вышки и покрытие, и я могу дозвониться даже на телефон с севшим аккумулятором, поэтому я тоже стала беспокоиться.
Скоро Борис вернулся.
– Черт знает что, – сказал он, слезая с лошади, и мы с Региной переглянулись. – Вика (это жена Никиты) забрала сына и уехала в Сектор. Самовольно, не предупредив никого.
– Это точно? – спросила Регина. – А вдруг ей просто стало плохо дома одной, и она отправилась к подруге или к родителям?
– Точно, – сказал Борис. – Родителей у нее нет, подруг, кажется, тоже. Их сосед Витя сам довез их до пограничного поста. Он сказал, что Вика торопилась, хотела попасть в Сектор до темноты, потому что там не освещаются улицы.
«Какая дура!» – подумала я.
– А Леша всю дорогу плакал, – сказал Борис и сел на колоду для рубки дров.
Солнце заходило, и верхняя половина лица Бориса была освещена, а весь остальной священник уже был в тени от конюшни. У него было лицо человека, который не знал, что делать.
Дядя Игорь по‑прежнему не отвечал.
Тогда мне в голову пришла одна мысль.
Часть четвертая
Война
Рыкова
Вика вызвала у Елены Сергеевны чувство презрительной ярости. Еще по старым московским офисам она знала эту породу людей. Дикие мечты, необоснованные претензии, бешеные приливы энергии, чередуемые апатией, патологическое стремление переделать все на свой лад в сочетании с абсолютной неспособностью предвидеть последствия своих поступков, – все это делало таких людей ни на что не годными работниками и утомительными (и даже опасными) спутниками и партнерами.
Поначалу Вика тихо и довольно жалобно выла, потом стала огрызаться и даже пинать в ярости ножку стола.
– Куда он мог пойти? У вас здесь есть знакомые? Какие‑нибудь родственники, о которых он мог слышать дома? – спрашивала Елена Сергеевна, нервно шагая по блестящим черным плиткам.
– Нет! Я же сказала! – крикнула Вика так оглушительно, что Елене Сергеевне показалось, будто «Акт прокурорской проверки» (в черной рамочке под стеклом) качнулся на стене.
– А ты, дорогая, не кричи. Это, между прочим, твой ребенок. И только мы можем помочь тебе вернуть его. Иди‑ка сюда.
Вика упиралась, но Елена Сергеевна подняла ее и вывела на балкон.
– Смотри! – сказала она.
Под ногами, сквозь стеклянный пол, видны были отблески фонарей на черной поверхности пруда. Кое‑где по гравийным дорожкам с хрустом прохаживались охранники в костюмах, сопровождаемые загорающимися при их приближении лампочками, выхватывающими на несколько мгновений из темноты кусок дорожки и ветки кустов. Все выглядело довольно мирно. Зато вдали, за едва угадывающейся черной полосой высокого забора, стояла густая и холодная, едва разбавленная редкими огоньками, ночная тьма городских трущоб.
– Чувствуешь запах опасности? – спросила Елена Сергеевна Вику и ткнула в темноту указательным пальцем с большим рубином. – Вон там, за забором, твой сын. Один. Ночью. В чужом городе, в чужой, я бы сказала, стране. Думай! Что он любит? Чего боится? Что ему интересно? Где его искать?
– Я не знаю, – снова заплакала Вика. – Да, я плохая мать. Я не знаю, что он любит. Я вообще не понимаю его. И что, – вскинула она голову с неожиданной агрессией, – и что, в этом тоже я виновата?
– Ладно, Сервер, – сказала Елена Сергеевна громоздкому мужчине в серых брюках и розовой рубашке с подвернутыми на толстых руках рукавами, – отведи ее в тот дом. Пусть Неля даст ей что‑нибудь выпить. Проследи, чтобы она успокоилась и никуда не выходила. И отправь кого‑нибудь в бар Пугалашко за журналистом. Нет, стой, это потеря времени. Не надо. Я сама туда позвоню.
Когда патрульные привезли жену Чагина, у которой в Секторе из‑под носа исчез мальчишка, Елена Сергеевна первым делом связалась с Буром и потребовала, чтобы он отозвал всех, кто прочесывал город в поисках его бывшего дружка, и немедленно бросил их на поиски Ребенка. Не исключено, что этот мальчик – ее единственный и последний шанс стать властительницей не какого‑то жалкого и до безумия перенаселенного городишки размером с Мытищи, а огромной, вероятно, очень богатой и таящей бесконечные тайны и неизведанные возможности, страны. А там недалеко и до Всемирной республики, если, конечно, правда, что в других землях нет ничего похожего на Сектор, и если удастся не выпустить из‑под контроля Бура, который последнее время стал забирать слишком много власти в свои руки.
Чтобы найти мальчишку, пока с ним не случилось какой‑нибудь беды, нужен был кто‑то, кто хорошо знает его. Поэтому лучшую поисковую группу должен вести журналист.
Елена Сергеевна набрала номер бара Пугалашко и приказала позвать Чагина.
– Он в туалете, – испуганно ответил спустя минуту бармен.
– Мне по херу, – сказала Елена Сергеевна. – Если через десять секунд он не подойдет, я выдерну ноги тебе и твоей премиум‑донне вместе с тобой. А пока давай сюда Наташу.
Вика и Леша
По дороге Леша старался быть мужественным и не плакать, но пару раз все же не удержался и всхлипнул. Сосед Витя, сильный мужчина с круглой стриженой головой, одетый в пахнущую свежестью белую рубашку, посадил его рядом с собой на облучок и позволил править лошадьми.