Вот почему я решил стать рюкзачником. Очень удобно. Живешь в покое и безопасности, а стосковался по движняку – отправляешься с товарами в Сектор.
Короче, хорошо устроился.
Так, во всяком случае, я считал до вчерашнего дня, пока в моем чувстве всеобщей и непоколебимой безопасности Тихого мира не была проделана большая зияющая пробоина с рваными краями.
Мирно покачиваясь, я ехал в пустой электричке на Орехово‑Зуево и смотрел в окно на безмятежный и абсолютно безопасный мир, в котором даже двухлетние дети могли гулять без присмотра по ночным улицам. И впервые за пять лет райские картины не рождали во мне ощущения безмятежности и покоя. В пробоину тянуло ледяным сквозняком тревоги и страха.
2
Я ничего не сказал Наде о жутких мордоворотах, которые допрашивали меня в подъезде Чагина. Не то чтобы я сомневался в ее стойкости. Тихие в этом плане могли дать большую фору любому жителю Сектора. Но я все‑таки боялся, что это может разрушить ее картину мира. К тому же она была женщиной.
Не говоря уже о том, что я чувствовал свою вину перед ней. И я ее любил. Скажу вам по секрету, если вы не любили тихую, вы вообще ничего не знаете о женщинах, и мне вас даже где‑то жаль.
В общем, я сказал Наде, что Чагин был не в настроении и говорить на серьезные темы отказался.
Потом я отправился в библиотеку и выпросил в читальном зале подробную карту Орехово‑Зуевского района 1997 года. Там были интересные объекты, наверняка давно не существующие. Например, завод «Респиратор». Или завод «Фенолит», окрестности которого выглядели уродливо даже в схематичном изображении.
Затем я собрался с духом и решил выяснить, с кем говорила Анфиса в прошлое воскресенье. Рассуждал я следующим образом. Раз седой сосед сказал, что незнакомец был похож на меня, только худой, значит, следовало искать человека, похожего на меня с точки зрения седого соседа, то есть дерганого, а еще лучше – рюкзачника.
Рюкзачников в Москве было всего пятеро, включая меня. Худых из них было двое. Я начал с того, который жил ближе. Его звали Роман Приходько. Он, к счастью, оказался дома. На вопрос, встречался ли он с такой‑то, Рома ответил, что встречался, но только было это не в воскресенье, а в четверг.
– Рома, ты уверен? – спросил я. – У тебя календарь в голове не сбился?
– Уверен, – сказал Рома. – Это было в четверг. А в прошлое воскресенье я ездил в Хотьково. Сказали, там сохранился склад китайской оргтехники, хотел проверить.
– С кем же тогда она встречалась в воскресенье? Откуда столько дерганых в Москве? Полезли как тараканы.
– А я откуда знаю, с кем она встречалась? Наших никого не было в выходные. Саша был в Секторе, а Вова и Богдан ездили со мной на склады.
– Это очень странно, – сказал я.
– Ты, я вижу, расстроился, – заметил Рома. – А зря. Не стоит расстраиваться по мелочам.
– Ты считаешь, это мелочи?
– Считаю, да, – сказал Рома. – Считаю, что мелочи.
– Слушай, человек поговорил с кем‑то, неизвестно с кем, а потом рванул из дома куда глаза глядят. Это мелочи?
– Знаешь, чувак, я б на твоем месте лучше притормозил и спросил у корефана, а зачем она, эта девчонка, в четверг с ним встречалась.
– Да! – всполошился я. – Действительно! Что она от тебя хотела?
– Просила достать оружие, – понизив голос, сказал Рома.
– Оружие? – У меня задрожали губы.
– Да, чувак, оружие.
– И что? – Я не мог прийти в себя.
– И что. Ничего. Ты же знаешь, мы этим не занимаемся. По Пакту за это из Тихой вышвырнут, а в Секторе могут запросто и на разборку пустить – почки, печень, то да сё. На запчасти разберут и в холодильник. Так что я, конечно, сказал – нет. Ну и ей тоже посоветовал с этим не связываться.
– А она?
– Ну, мне не показалось, что я ее переубедил. Так что на твоем месте я бы эту мадам не искал. А если, случайно, тебе не повезет и ты ее все‑таки найдешь, то обо мне ей ничего не говори. Для здоровья, я думаю, лучше бы было, чтобы она вообще забыла мое имя и мой адрес. Вот так‑то, а ты говоришь – воскресенье. Да кого оно волнует, это воскресенье, и с кем она там говорила! Это, чувак, ерунда.
«Оружие… оружие…» – шептал я в пустом вагоне на всем расстоянии от Купавны до Павловского Посада, скручивая в руках брезентовый ремень рюкзака.
Скручивая и раскручивая. Скручивая и раскручивая.
Зачем оружие в Тихом мире девятнадцатилетней секретарше, работающей в средней школе?
Но измученный и измочаленный ремешок никакого ответа, естественно, не давал.
3
В Павловском Посаде в вагон зашла стайка подростков. Трое крепких ребят лет пятнадцати и пять девушек, их сверстниц. Двое, один парень и одна девушка, были с гитарами. На ногах у всех были пляжные шлепанцы, волосы мокрые. Не помню, чтобы где‑то в районе Павлово‑Посада была река или озеро с хорошим пляжем, но ребята, судя по всему, хорошо провели время и теперь возвращались домой.
Они приветливо кивнули мне и устроились неподалеку. Парень с гитарой взял несколько аккордов, потом спросил у меня:
– Мы вам не помешаем, если попоем тут немного?
– Нет, – сказал я. – Ради бога.
– «Ради бога» что? – переспросил паренек с улыбкой, явно не понимая, что я имел в виду.
– То есть да, – спохватился я, – конечно, пойте. Не помешаете. Даже наоборот, веселее будет.
– Ладно, – сказал парень.
Глядя на меня, он снял руку с грифа и поднес палец к своему левому глазу. Улыбнулся мне и приподнял бровь. Все поняли, что он подшучивает над моим синяком, и засмеялись. Но удивительно, их смех совершенно не задел и не обидел меня, а только поднял мне настроение и отвлек ненадолго от тяжелых мыслей об оружии и о том неприятном и опасном деле, в которое я ввязался по недомыслию.
Парень запел какую‑то неизвестную мне песню, немного похожую на классический шлягер 70‑х «Там, где клен шумит». Голос у него был приятный, почти уже установившийся, мужской, друзья подпевали слаженно, похоже было, что у всех со слухом все в абсолютном порядке. Но одна из девчонок все время вертела головой и оглядывалась на меня, несмотря на то что подружка несколько раз толкнула ее локтем под ребра.
Когда песня закончилась, эта энергичная подружка, закинув руку за спину вертевшей головой девушки, повернулась ко мне и сказала:
– Вы не обижайтесь, но она еще никогда не видела таких, как вы.
– Дерганых? – спросил я.
– Ну да, можно и так сказать, – сказала девушка и засмеялась.
И странно, мне снова не было обидно, а только весело и легко.
– А что, такие редкость в ваших краях? – спросил я.
– Не то слово, – ответил за нее самый здоровый из парней, голубоглазый брюнет в шортах и ярко‑желтой майке. – У нас вообще нет дерганых.
«Вот оно как!» Я подумал, что мне этих ребят сам бог послал. Ну, не бог, конечно, а случай, – с такими словами, как бог, ангел, провидение и все такое, после Переворота я вообще старался обращаться как можно осторожней… Ясно было, что Кто‑то пролетел над нами пять лет назад, а что, если Он и сейчас слышит? Возьмет и растворит поезд в воздухе. Или омолодит нас всех лет на десять. Или состарит. Или включит мобильники. Не дай… Вот, опять чуть не вылетело.
– А откуда вы тогда знаете, кто я? – спросил я у брюнета.
– Мы в Москве видели, что люди разные бывают. А Светка, – кивнул он на ту девчонку, что вертела головой, – еще ни разу в Москве не была. Ей в диковинку.