Как и обещал Ратмир, в туалет меня выводили трижды, но почему‑то забыли про завтрак, а обед и ужин приносили в камеру. После ужина отвели в холодную баню, где и в самом деле был душ – большие емкости с водой под потолком, в которые воду закачивали скорее всего вручную, так как никаких следов электричества в инкубаторе не было. Сказали, что раз в неделю баня топится, но это не для всех.
Вечером пришел Бур. Принес спички. Я зажег свечки и сел за стол.
Полковник сел с другой стороны. Сегодня он был одет по‑домашнему – в джинсах, сером пуловере и мокасинах.
– Значит, так, Ваня! – начал полковник своим жутковатым голосом. – Ты теперь член нашего сообщества, хочешь ты этого или нет. Отпустить мы тебя не можем. Да и не хотим. Нам такие, как ты, здесь нужны. С легкой придурью. Потом поймешь зачем. Теперь – для чего мы здесь. Мы, Ваня, строим новое общество. Шесть лет назад Переворот ликвидировал все технологии. Общество раскололось на две части – Сектор и Тихий мир. Тихие всем довольны, не зря их называют кретинами. В Секторе – наоборот. Мне не нравятся ни те ни другие. Я изменю всех. Я и до Переворота мечтал переделать страну, но не имел рычагов. Теперь они у меня есть. Но только сейчас я могу переделать не страну, а весь мир. В моих руках сосредоточились возможности, которых никогда и нигде не было на Земле ни у одного человека. Наполеон, Сталин – это смешно. Помнишь, какой грандиозной властью обладал президент Соединенных Штатов? Так вот, отсюда, из этого инкубатора, – полковник опустил громадную ладонь на стол, и пламя свечей вздрогнуло и закачалось, – он кажется зарвавшимся официантом! Мы можем изменить физические законы мироздания, природу человека и построить такое общество, какого еще никогда не было. Ставка – весь мир! Понимаешь, Кошкин? Крупнее ставки не бывает.
Я представил себе весь мир, о котором за годы после Потепления успел забыть, и мне стало страшно.
– Ну и с помощью чего вы хотите изменить весь мир? С помощью Анжелы? Или с помощью ила, который ваши люди достают со дна озера? – спросил я.
Зрачки полковника сузились и расширились.
– Над Анжелой смеяться не надо, – сказал он. – Над илом – тем более. Теперь слушай. Что может Анжела. Она может оживить любой мобильник, где бы он ни находился, и позвонить на него. Против нее будет сила Воздействия, которая отменила мобильную связь, цифровые технологии и компьютеры как таковые. Против нее будут законы физики. Нельзя наладить связь без антенны, передатчика и источника питания…
«Именно это я и пытался объяснить Анфисе», – подумал я.
– Но Анжела сильнее Воздействия и законов физики. Кто дал ей такую силу? В Секторе думают, что Анжела – ангел или еще какое бесплотное существо. Нет, она обыкновенная девочка. Я знал ее и ее отца. Как девочка обрела такую власть над миром предметным и миром беспредметным? Сегодня мы близки к разгадке. Анжела не одна. Полгода назад шестилетний мальчик выстрелил в меня из пистолета. Выстрелил не он, а его отец (его фотография лежала у тебя в рюкзаке), но сделал это возможным именно мальчик.
«Чагин!» – подумал я, но ничего не сказал.
– Как, при помощи чего этот мальчишка поставил на место законы физики, которые были сметены Воздействием? Анжелу прячут в Тихом мире люди, которым наплевать на человечество. Эти люди считают, что жизнь, подобная тихому сну, и есть рай. Это не так. Если мы сейчас, во времени, живем в раю, то какую ценность будет для нас иметь настоящий рай? В вечности?
– Извините, но жизнь в Тихом мире совсем не подобна сну, – возразил я. – Они много работают, поют песни, у них, в конце концов, секс такой, какой вам и не снился!.. То есть не вам, конечно, но многим не снился, да…
– Секс может случиться и во сне, – отрезал Бур. – Если в жизни людей нет трагедии, нет страха, нет стремления вперед, то это не жизнь, а сон.
«Я бы мог поспорить», – подумал я, но на этот раз промолчал.
– Я верну людям настоящую жизнь. Не такую, как сонное существование в Тихом, но и не такую, как в Секторе, где полно извращенцев, с которыми мне несколько лет приходилось мириться. И сделаю это при помощи детей, подобных Анжеле и тому пацану.
Сказав это, полковник машинально потер своей тяжелой рукой грудь в районе сердца и поморщился, словно от боли.
– Это дети‑Омега, – продолжил он. – Они смогут запустить двигатели автомобилей и ядерные реакторы, вернуть компьютеры и цифровое телевидение, дать людям возможность мечтать о будущем.
– Да зачем же им мечтать о будущем, если у них и без того прекрасное настоящее?! – не выдержал я.
– А зачем ты стал рюкзачником, а не жил со своей Надей в прекрасном настоящем? – спросил Бур.
Я похолодел.
– Откуда вы знаете про Надю? – почему‑то шепотом спросил я.
– От Ратмира, конечно, – рассмеялся полковник. – Ты что, не помнишь, как у квартиры Инстаграмов мои бойцы из твоей задницы пробку выдернули и из тебя потекло все, что надо и не надо?
– Не трогайте Надю! – сказал я упрямо, опустив глаза и покраснев.
– Ладно, оставим это, – согласился Бур. – В общем, когда дети‑Омега вернут все, что мы потеряли во время Переворота, мы станем управлять миром. Потому что вернут они это только для нас. Для избранных. Грубо говоря, оружие мы возьмем себе, а социальные сети отдадим народу.
– Зачем?
– Затем, чтобы реже применять оружие. Гуманизм! – Полковник снова рассмеялся жутковатым смехом и вытер тыльной стороной ладони губы.
А я вспомнил, как этой самой рукой он сегодня утром забил до смерти Тэга.
– О пользе виртуальности мы с тобой в следующий раз поговорим, – отсмеявшись, сказал полковник. – А пока я хочу, чтобы ты понял, что здесь, – он стукнул указательным пальцем в столешницу с таким звуком, как будто это был не палец, а средних размеров молоток, – здесь мы воспитаем этих детей. Мы открыли тайну их появления, и мы не остановимся. Мы очень близки к успеху.
Полковник медленно, покачнувшись, встал, внимательно посмотрел на меня и загадочно произнес:
– У тебя, кстати, тоже кое‑что могло бы получиться.
Мне неудержимо хотелось спросить полковника, зачем его люди ковыряли ломами пустоту и как могло получиться, что когда она (пустота) упала, дрогнули стены и загудела под ногами земля. Однако я понимал, что на сегодня им сказано более чем достаточно и лишние вопросы его только разозлят. Поэтому я попрощался и решил ждать следующего дня, а тем временем хорошенько поразмыслить, как отсюда можно бежать.
Но стоило мне сосредоточиться, как на галерее раздались шаги нескольких человек, лязгнул засов, дверь в мою камеру снова отворилась, и на пороге появилась Анфиса.
Она держала в руках подушку и белую фаянсовую чашку с отбитой ручкой. Вместо джинсов и свитерка на ней был русский сарафан.
Обожженный, который стоял сзади, подтолкнул девчонку и сказал:
– Чего застеснялась? Заходи.
Когда Анфиса вошла, Ратмир отошел в сторону, и тогда, закрывая собой весь проем, на пороге снова появился полковник.
– Слушай внимательно, рюкзачник Кошкин, – сказал он, упираясь руками в верхнюю часть дверного косяка и наклоняя под ним голову. – Если через две недели она не будет беременной, в новом мире для тебя места не найдется. Ну разве что два метра глины в соседнем лесу.
Через секунду дверь за ним захлопнулась, и пламя свечей метнулось в сторону. Мы остались одни.
Часть четвертая