– Нет, я старался поменьше ему рассказывать. Так, на всякий случай.
– Вот и молодец. Молодец. Короче. Адамов лежал на телеге мертвый. Или как мертвый. Не дышал. Это когда они приехали в тоннель.
– Кто «они»?
– Лева‑Теоретик, Чагин и Леша. Они бы не выбрались, если бы не Анжела. Анжела включила все мобильники в Секторе, начался хаос, бойцы и охранники всё побросали и плакали, целуя свои мобильнички, а Чагин с Левой тем временем сбежали и уехали в тоннель.
– Что за тоннель?
– А ты как в Сектор контрабанду носишь?
– Через канализацию.
– Ну вот. А Теоретик хотел Чагина с сыном через заброшенный тоннель метро вывезти. Только проблемка была. Вика – ненавижу ее! – сидела в Воронцово в доме, который Чагину подарили, и полковник дал команду ее запереть. А Сервер был в ту ночь начальником караула. И когда мне позвонил Лева и попросил помочь, я согласилась. Чагин со мной хорошо обращался, не так, как другие в «Прыгающем человеке». И он обещал мне, что в Тихом мире найдет моих родителей. И ребеночка его было жалко. Так что я позвонила Серверу, то есть Антону, и он вывел Вику.
– Подожди! А зачем Теоретику было рисковать жизнью (он же погиб, да?), спасая Чагина? И почему полковник так охотился за семьей Чагиных?
– А вот это интересный вопрос, – сказала Анфиса. – А зачем здесь все эти семьи? Дети. Женщины в сарафанах. Тебе же вроде полковник объяснил.
– То есть Леша тоже… Дети‑Омега!.. А он, значит, ребенок, так сказать, Омега. Но как полковник узнал, что Леша именно такой ребенок? Как?
– А вот если мы получим ответ на этот вопрос, то узнаем, как устроен инкубатор. А тогда и до полковника можно будет добраться… Есть тут какая‑то тайна. Ее мог Лева знать, ему многое про детей‑Омега было известно, он этим специально занимался, по должности, но нам рассказать не успел. Вроде бы полковник и у Левы сына забрал, эксперименты над ним ставил. В общем, в тоннеле полковник догнал нас. Меня, Сервера, Вику эту гребаную, Чагина с сыном и телегу с мертвым Адамовым. Полковник был с Мураховским, ты его сегодня видел, тоже тварь живучая. И они убили Сервера. И Теоретика. Но Теоретик успел Леше дать пистолет. И крикнул Чагину, что мальчишка может выстрелить. Он тоже знал про Лешу, на что он способен. А Чагин не знал. И потом… Короче, Чагин выстрелил в Бура в упор, в грудь. Полковник валялся в крови, Мураховский был ранен, и мы ушли… А потом я в Тихой Москве немножко очухалась, и Лена, жена Адамова, устроила меня на работу в школу. Адамов выжил, но долго не вставал… Все мы думали, что начнется новая жизнь. Но Вика сбежала в Сектор, а Чагин замкнулся, стал злой, неприветливый. Мне он, правда, пытался улыбаться, но как‑то насильно, что ли. Родителей моих он не нашел, а когда я наехала на него, сказал, что ничего не обещал мне, а говорил только, что поможет разузнать, и что у него самого родители исчезли и он в отличие от меня не бегает со своим горем по всему Тихому миру. Я повернулась, ушла и долго после этого с ним не встречалась.
Анфиса замолчала и с минуту или чуть больше смотрела куда‑то в бревенчатую стену за моей спиной.
– А потом мне пришла в голову потрясающая идея. Раз Анжела может позвонить на ЛЮБОЙ мобильник, не зная даже его номера, то она МОЖЕТ ПОЗВОНИТЬ МОИМ РОДИТЕЛЯМ! Я вспомнила: когда они исчезли, дома не хватало одного мобильника, у папы их было несколько, значит, телефон с ними!
Вот куда занесло Анфису. Я много раз пытался представить, куда исчезла моя бабушка в дни Переворота, и в конце концов стал думать об этом месте как о некотором Аиде, потустороннем мире. И теперь, когда я представил, как некая Анжела по просьбе девятнадцатилетней девчонки звонит в Аид ее родителям и там, в царстве мертвых, ее родители поднимают трубку и отвечают «Алло!», мне стало по‑настоящему жутко. Что называется, до костей пробрало. Я не усидел на месте, вскочил и несколько раз прошелся по комнате, пытаясь успокоиться.
– И что? – спросил я. – Что ты сделала?
– И ничего, – ответила Анфиса, обмякнув, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. – Я снова пошла к Чагину и попросила, чтобы он отвел меня к Анжеле. Но он отказал. Сказал, что ничего об Анжеле не знает. «Ладно, – сказала я, – тогда, пожалуйста, попроси Лешу, он ведь тоже все может, пожалуйста, я тебя умоляю, ведь мы с Антоном помогли тебе спастись… Пусть Леша позвонит им. Один звоночек!»
– И что? – снова спросил я, на этот раз боясь услышать ответ.
– Он отказал.
– Отказал?
– Отказал. Сказал, чтобы я с этим больше к нему не приходила. «Ладно! – сказала я ему. – Ладно, Никита! Тогда я сама найду Анжелу!» Вот так.
– И тогда ты стала искать, а потом встретила этого Касперовича…
– Касперского.
– Да, Касперского. И он рассказал про Изюмова и Орехово‑Зуево, и ты взяла карту Левы‑Теоретика… Так что, – осенило вдруг меня, – получается, ты действительно не знала, что Бур жив?
– Какой же ты все‑таки, не хочу говорить кто! – возмутилась Анфиса. – Я же тебе три раза это повторила, а ты не веришь.
– Теперь верю. Значит, ты тут рыскала в поисках Анжелы, а наткнулась на полковника и на Тэга с Хэшем! И сразу…
«И сразу забыла про родителей, но вспомнила про неутоленную месть, – подумал я, но не сказал. – Вот отчего на нас обрушились все эти несчастья!»
– Дошло, как до жирафа, – устало улыбнулась Анфиса. – Ну что, давай ребеночка делать? А то ведь полковник тебя в лесу закопает. Сам знаешь, он шутить не любит.
2
В эту ночь я долго сидел на стуле и думал, как выбраться из инкубатора.
Ночью камера с двуспальной кроватью запиралась снаружи железным засовом. В окошко было не пролезть, да и чем я мог бы распилить решетку? Даже если бы я смог найти инструменты, то незаметно проделать отверстие в бревенчатой стене или сделать подкоп было просто нереально. Во всяком случае, на это ушло бы немало времени, а времени как раз у нас с Анфисой не было.
Бур почему‑то подчеркнуто благоволил ко мне. То есть в переводе на русский – не убил, не пытал, кормил, выпускал в туалет. Даже делился планами. Зачем‑то я ему был нужен. Зачем? Неужели затем, чтобы я сделал ребеночка Анфисе? Но это бред.
«Через две недели – чтобы Анфиса была беременна! Я проверю!» – сказал полковник. Мы с Анфисой посмеялись над этим. Как он проверит? И кто может дать гарантию? Существуют же разные циклы, физиологические особенности и все такое.
С другой стороны, Буру может быть в высшей степени наплевать на особенности наших организмов. Сделает тест – результат отрицательный, и пошел в расход!
Не говоря уже о том, что я и не собирался заниматься «этим» с Анфисой. И не только потому, что я любил Надю. А потому, что какой же я после этого спаситель?
Хотя нельзя сказать, что меня не волновали мысли об этом. Даже более того – я боялся лечь рядом с девчонкой на двуспальную кровать. Понимал, что не совсем отвечаю за себя. В особенности после того, как она сказала, что нужно идти до конца. То есть если полковнику и в самом деле нужна эта беременность, а мы в ближайшие две недели не сможем выбраться из инкубатора, то зачем зря подставлять себя? Наша задача – остановить полковника, значит, рисковать моей жизнью ради «какой‑то там морали» Анфиса не может. То есть она согласна. И даже рекомендовала бы мне послушаться полковника Бура. Но настаивать не будет. Пока.
Да, насчет побега. Предположим, мы с Анфисой смогли оказаться во дворе инкубатора без сопровождения. Что дальше? Охранников здесь гораздо больше, чем населения или заключенных, я не знал пока, кем считать женщин в русских сарафанах, мальчиков в холщовых штанах и рубахах навыпуск, девушку в желтом спортивном костюме. Хотя, если вспомнить мое посещение квартиры Смирновых‑Инстаграм, непохоже было, чтобы они, Смирновы, отправились в инкубатор по своей воле. И что значил тот душераздирающий женский крик, который я слышал, сидя на верхушке громадного дуба?