На территории я видел двух или трех цепных псов, кавказских овчарок. Собачье рычание и лай слышны были иногда и с той стороны забора. Значит, кто‑то патрулировал территорию и за пределами инкубатора.
Скажем, я добрался до стены. Но как преодолеть плотную, как щетка, и колючую живую изгородь тридцати метров в высоту? Как продраться через нее?
Допустим, продрался. Теперь нужно взобраться на забор и перерезать колючую проволоку. Предположим, что все это время по какой‑то фантастической причине (смогла ведь Анжела отвлечь всю полицию Сектора от преследования Чагина с сыном) охранники забудут о своих обязанностях. Но где раздобыть инструменты? И что скажут собаки, которые явно не интересуются мобильниками и цифровыми технологиями и которых отвлечь гораздо сложнее?
Значит, остается выход через ворота. Теоретически можно спрятаться в телеге, которая выезжает на озеро за илом. Или договориться с охранником. Но как это осуществить на деле? На глазах у десятка других охранников? Опять же собаки. Чем больше я думал об этом, тем менее вероятным мне это представлялось.
Вывод был один. Побег без помощи извне невозможен.
Но насколько мы могли рассчитывать на помощь извне? Рано или поздно, конечно, нас начнут искать. Еще спустя какое‑то время нас найдут. Но когда начнутся поиски? Сколько на это в общей сложности уйдет времени?
Надя привыкла к моим «командировкам». Я, бывало, уходил на два‑три дня. А несколько раз ездил за разными раритетами далеко от Москвы и отсутствовал неделю и даже больше.
Как все тихие, Надя не понимает изнутри природу преступления и поэтому по‑настоящему не верит в его возможность. Не верит в существование таких вещей, с которыми я столкнулся за последние два дня. Значит, она начнет беспокоиться не раньше привычного срока. Значит, неделя. Плюс время на поиски.
Никак не меньше десяти дней.
И еще одна мысль болталась где‑то на задворках сознания. Даже если Наде вдруг станет очень тревожно, она все равно будет выжидать неделю. Просто потому, что захочет дать мне шанс выполнить свое обещание. Привести Анфису за руку без чьей‑либо помощи. Надя любит меня и хочет, чтобы я справился. Стал мужчиной. Поверил в себя. Поэтому даст мне время.
Так что ее любовь может убить меня, думал я. Парадокс.
Однако в этом парадоксе я вдруг ощутил что‑то очень возвышающее, доходящее до пределов и выходящее даже ЗА пределы. И я так почувствовал Надю и мою не разрываемую никакими расстояниями связь с ней, что перестал бояться Анфисы, а вернее – себя.
И лег рядом с девчонкой. Она спала, дышала ровно и глубоко. И мне нужно спать, говорил я себе, нужно отдыхать, накапливать силы. Кто его знает, когда придет помощь и что ожидает нас впереди. А на полу выспаться не получится. Я уже пробовал ложиться на голые доски, но с моими синяками и ушибами не продержался и десяти минут.
Я не стал укрываться одеялом. Одним одеялом с Анфисой. Так все‑таки надежнее.
«Догадается ли Надя обратиться к Адамову?» – продолжали еще некоторое время крутиться в голове мысли о спасении.
И сколько все‑таки у нас времени? Хорошо, если две недели. А если нет?
Сегодня Бур благоволит к тебе, играет с тобой, как кот с мышью, а завтра он передумал – и вогнал тебе кости переносицы в мозг одним ударом кулака.
Зачем я ему нужен? Зачем? И зачем ему нужна девчонка? Ведь она хотела убить его. Неужели…
Анфиса глубоко вздохнула, пробормотала что‑то во сне и, набросив на меня край одеяла, крепко обняла меня рукой.
3
На следующее утро мне сказали, что я могу с подъема до отбоя свободно перемещаться по территории инкубатора, не считая тех мест, которые специально охраняются. А если Анфиса будет хорошо себя вести, то с завтрашнего дня ходить по городку сможет и она, но, правда, не весь день и только в сопровождении охранника.
Утром случилось небольшое происшествие.
Стройная девушка, которая вчера в желтом костюме делала зарядку у бассейна за чугунной оградой, вдруг выскочила во двор с голой грудью и в сером балахоне, скрывающем линию бедер. Она влезла на качели, расположенные в спортгородке, и стала раскачиваться и петь громкую песню: «Мяу‑ши! Мяу‑ши!.. Тебе мои мя‑ки‑ши!» Собрались охранники и нерешительно переминались с ноги на ногу, явно не зная, что им делать.
Неподалеку с кислым видом разминался хвастун в трусах с зеленой надписью «NOKIA». Он глядел на девушку и гадко улыбался. Потом на балконе большого каменного дома появился полковник. «Светлана! – крикнул он. – Быстро домой!»
– А пошел ты! – крикнула в ответ Светлана, раскачиваясь еще сильнее.
Кислый в трусах сменил гадкую улыбку на угодливую, метнулся к девушке и стал останавливать качели. Что‑то мне подсказывало, что на его месте я бы не стал этого делать. И точно, как только качели остановились, девушка размахнулась и полоснула ногтями по его лицу. На щеке сразу же проступили кровавые следы.
– Ратмир! – крикнул полковник.
Появился Ратмир. Девушка спрыгнула с качелей и с визгом бросилась к воротам. Ратмир побежал наперерез, схватил ее сзади поперек тела и потащил к чугунной калитке. Девушка отбивалась, пыталась ухватить обожженного когтями за голову и кричала: «Уроды! Пустите! Хочу в Сектор! У меня заказ в «Кликобеле»!»
У калитки ее встретил Бур. Вдвоем с Ратмиром они затащили девушку в дом.
– Это его дочка, – сказал мне кислый, трогая расцарапанную щеку. – Тяжело ей здесь. А кому легко? Ни и‑мэйла, ни зажигух, ни чип‑шопов, ни проповедей с рекламой суперрикш! Еще месяц – и что останется от моего гедонистического индекса? Два года повышал его с личным инструктором, какие деньги на это выбросил! Один только тренинг возбуждения обошелся мне в две зарплаты продавца. Но с другой стороны, я‑то знаю, ради чего сижу в инкубаторе.
Я заинтересовался и протянул руку.
– Ваня, – сказал я. – Рюкзачник.
– Дивайс! – ответил рукопожатием кислый.
– «Ди» или «дэ»? – спросил я.
– «Ди»! – гордо ответил кислый. – Ди‑вайс.
– Так ради чего ты здесь? – спросил я.
– Да ты и сам знаешь, – ответил Дивайс. – Ради того, что и все. Ради детей. Мой, кстати, самый лучший. У тебя, кстати, как? Получается?
Дивайс подмигнул в сторону моей камеры.
– Как она? С виду обнадеживающая телка.
Неудержимо захотелось заткнуть пасть этому Дивайсу – я уже был совсем не тем Ваней Кошкиным, что три дня назад у подъезда Смирновых, – однако решил перетерпеть и выяснить у мерзавца как можно больше. Я видел, что передо мной человек скользкий, но в то же время угодливый и чрезвычайно хвастливый. Это упрощало задачу.
– Ничего, – ответил я уклончиво. – А твоя где?
– На кухне. Она тут шеф‑повар.
– Ух ты! – сказал я. – Ваша семья здесь, наверное, на особом положении. А у меня, видишь, как получилось. Меня даже брать не хотели. Так я сам ломанулся.
– Да? – спросил Дивайс, и глаза его стали злыми и подозрительными. – А как ты узнал, куда надо идти?