А впрочем, не стоит пересказывать. Повесть лучше прочитать и вместе с Сергеем Демаревым прожить сложный, полный драматизма отрезок его жизни, выпавший на военные и первые послевоенные годы, отрезок, который можно было бы определить, как время становления характера героя.
В свое время В. Ф. Одоевский метко заметил: «Перо пишет плохо, если в чернильницу не прибавить хотя бы несколько капель собственной крови». В повести Николая Егорова «А началось с ничего» ее много. Книга выстрадана, поэтому жизненна. А неожиданность ситуаций — это сама жизнь, сложная и многогранная.
Повесть, безусловно, найдет дорогу к читателю.
МИХАИЛ АНОШКИН
1
Школа-восьмилетка стояла через улицу от железной дороги, и в окна хорошо было видно, что везут поезда. А везли они на запад — войну, на восток — порожняк для нее. Каждые десять минут — эшелон. Время такое было: все для фронта, все для победы.
В старших классах сиротели парты. Девчонки — те еще держались, мальчишек отсеивала нужда. С весенних каникул в восьмой «А» вернулись только четверо: Сережка Демарев, Петька, Герка Волох и Витька Подкопайчик. Сидят, скучают по одному на ряду.
Сережке жарко. Серый суконный френч военного покроя туго перетянут настоящим офицерским ремнем. Отец где-то достал. Ничего не жалеет для него отец. Попросил армейские брюки-галифе с хромовыми сапогами — на, сынок, учись только хорошенько. Да разве пойдут на ум всякие-разные анатомии, когда на дворе теплынь и воробьи поют, когда на западе его ровесники вовсю воюют и каждые десять минут идут в ту сторону воинские эшелоны с танками, пушками, молодыми солдатами. Так бы и запрыгнул на ходу к ним в вагон. Надел же отец буденовку в свое время семнадцати лет от роду.
Задребезжали окна. Два паровоза, как два сытых вороных коня, запряженных цугом, мчали зачехленный состав. И завитки дыма, будто хлопья пены со взмыленных конских крупов, ударялись о брезент, падали под колеса.
— «Катюши» едут!
— Гли-ка, «Катюши»!
Все повставали, завытягивались. Герка Волох влез с ногами на парту, поймался за косяки, прильнул лбом к стеклу, вот-вот выдавит.
— Зараз воны хрицам покажуть хенде хох, вафен хин леген.
Учительница постукала указкой:
— Успокоились. Ну-ка, успокоились! Мальчики. Девочки! Да что это такое? Воинских эшелонов за три года не насмотрелись? Волох! Сядьте, пожалуйста.
Какой там «сядьте», если Геркина Жмеринка все еще под «хвашистом» и отец с матерью в партизанах.
— Волох! Вы что, не слышите?
Не слышит Волох. Сергей дерг-дерг его за штанину.
— Тебе говорят.
— Що?
— Нищо, та й що що-то. Урок идет.
— А-а.
Герка нехотя опустился, вытер залатанным рукавом следы с парты, притих, слушая, как выговаривают колеса воинского эшелона с «Катюшами»: пере-мена, пере-мена, пере-мена.
— Займемся повторением. Напоминаю: нынче вы сдаете зоологию за шестой-седьмой классы. В прошлом году ведь у вас не было по ней экзаменов, перенесли в связи со смертью преподавателя.
Ольга Петровна раскрыла журнал, обмакнула перо и медленно ведет им над списком сверху вниз. Все притихли: любого может спросить.
— Колесов.
Петька вскочил, будто учительница кольнула не клеточку против его фамилии, а его самого.
— Что Колесов?
— Отвечать.
— Так в прошлый раз же выжи… вызывали.
— И еще вызову. Оценочки-то у тебя не блещут: «три», «два», «три». К доске, пожалуйста. Органы пищеварения коровы.
— Подсказывайте, — шепнул Петька и запродирался между пустых парт.
Выбрался, топчется возле стола, водит глазами по рядам, не подсказывает ли кто. Нет, самому начинать надо с чего-то.
— Ну…
— Ну? — подбадривает его Ольга Петровна.
— Ну, пищеварительные коровы… органы коровы состоят из этих… зубов, значит… языка. Ну, слюнных железов… Железей…
— Желёз, Колесов, — сдержав улыбку, поправила учительница.
— Желёз, — старательно повторил Петька. — Потом пища попадает в прямую кишку и выбрасывается наружу.
Ольга Петровна дернула бровью:
— Как? Сразу и наружу? А сычуг?
— Я говорил.
— Хорошо, допустим. Из чего еще состоят пищеварительные органы коровы?
Петька потупился: а кто их знает, из чего они состоят.
— Из кишков.