«Ну, оратор», — подивился Сергей его способности столько говорить без передыху.
— Тогда не сиди, расселся, поймаешь, дуй в фотографию, чтобы утречком мне пропуск получил, и сюда.
Утром, раным-рано, Сергей топтался около окошечка бюро пропусков. Вставало солнце, пахли медом тополя, шли на завод люди.
«Скоро они там»? — Сергей поскреб ногтем по фанерке, фанерка отодвинулась.
— Вам чего?
— Пропуск.
— Не терпится, Демарев?
— Так точно.
— Получите.
Сергей принял его обеими руками. Твердокорый, упругий такой. Чувствуется, что документ.
— Подручный штамповщика, — еще раз прочел он. Полюбовался на фотокарточку, будто в зеркальце погляделся, бережно сложил вдвое и заспешил к проходной.
А проходная бурлила. Из трамваев, троллейбусов, автобусов, ближние своим ходом шли, шли и шли рабочие. Волга в половодье. И кажется, закрой сейчас двери перед ними — проходная всплывет. Сила. Сергея протолкнули мимо вахтера — пропуск не успел предъявить.
Киреев встретил его на лестнице.
— Где ты долго? Заждался, поймаешь.
— Здравствуй… — хотел поздороваться Сергей.
— Некогда, некогда. Давай айда пошли быстрее за спецовкой.
Кладовщица, пожилая и то ли заспанная, то ли больная до неповоротливости, хоть бы шевельнулась.
— Давай принаряди парня.
Пожмурилась, позевала.
— Опять но-о-о…венький?
— Новенький, новенький.
— Ему бе-у или парадное?
— Парадное, парадное. Срочно, поймаешь.
— Понимаю. У-у-у… сем срочно, всем парадное, а бе-у кто носить будет? Они месяц поошиваются и тягу отсюда…
— Не ворчи, разворчалась. Не свое выдаешь, государственное.
Киреев, пока кладовщица рядилась, осмотрел все полки со спецовкой, выбросил Сергею куртку, брюки.
— Примеряй.
— Что вам тут ателье мод? Подштанников ваших я не видывала, — возмутилась кладовщица.
— Не теряй время, переодевайся, пока пимы ищу. Иди сюда.
Сергей, пожав плечами (кого слушать?), спрятался за стеллаж, как по тревоге, сменил одеяние.
— О! Уже? — обрадовался Киреев. — Ты что, хозяйка медной горы в «Каменном цветке»? Распишись. Э-э-э. Брюки штанин… наоборот, штанины брюк поверх голенищ. Техника безопасности, поймаешь. Расписался? Пошли дальше.
Ходил Киреев быстро. Еле поспеваешь за ним.
— Мастеров, поймаешь, нет, везде сам. Все рысью да рысью, — оправдывался он. — А почему? Бюрократию расплодили. Пустяк: шкаф рабочему в раздевалке выделить, а подписей этих, что под Стокгольмским воззванием. Начальник цеха, комендант цеха, начальник АХО. О-хо-хо… Ты, слышь, погоди меня тут, я один скорей их соберу.
Вернулся минут через десять. Мокрый.
— На. Легче было бы на луну слетать. Предъявишь бумаженцию банщице, она окончательную резолюцию наложит. Уморился, поймаешь.
Банщица на бумаженцию и не взглянула.
— Наколи на гвоздик. Ящик тебе? Полно свободных, любой занимай.
Сергей сунул в шкаф сапоги, повесил свое ХБ БУ, запомнил номерок — и назад.
Киреев испереживался. Сигаретку докурил — мундштук трещит, а он все сосет его.
— Где ты долго? Давай айда пошли, поймаешь, не отставай.
Не отставай. Он тут все ходы и выходы знает, а человек первый раз на заводе.
В цехе — что в осажденной крепости. Паровозы гудят, мостовые краны названивают, молота лупят крепостной артиллерией, штампы-автоматы шпарят длинными очередями, стреляные гильзы-болты аж красные вылетают. Из нагревательной печи выметнулся язык пламени, чуть пилотку не слизнул. Сергей — в сторону, Киреев за куртку его.
— Куда? Жить надоело?
Глянул вдоль киреевского пальца — над головой железная коробка с болванками полнехонькая висит. Шарахнулся обратно.
— Ты спокойней, не паникуй. Шагнул — осмотрись, осмотрелся — шагни… Не отставай, на семитонный тебя веду, учти. Один полплана дает, а он еще, слыхать, не работает, а на часах, учти, девятый. Ребятишки там хорошие, из премии не вылазят.
Штамп стоял. Косолапый, грузный, лоснящийся. Как медведь над колодиной в росное утро. Сергей покосился на боек — железяка метр на метр.
«Вот это колотушка…»
Бригада сидела. Кто на болванке, кто на краешке корыта с водой. Трое мужчин в годах и девчонка. У «ребятишек» самокрутки в зубах. Чадят — потолка не видно. Девчонка прутиком от метелки бездумно чертит квадратики на полу.