Игорь мечтал дотронуться до коленки, прикоснуться губами к мочке уха, поцеловать волосы, вдохнуть полной грудью сладко-пряный дурман благоухающей свежести её удивительно воздушного, невесомого тела.
Ирма ответила лёгким пожатием на прикосновение его рук, отчего внутренности юноши сжались пружиной. Волнение и дрожь обежали волнами сладострастия вокруг, сгустив и без того плотные сумерки.
Игорь несмело поцеловал девочку в ушко, опасаясь непредсказуемой реакции. Ирма слегка придвинулась, прижалась щекой. Волосы девушки щёкотно прикоснулись к его лицу, тонкий аромат волновал, подарив вдохновение и смелость идти дальше.
Ирма не ответила на поцелуй, не разомкнула уст, но и не оттолкнула. Её губы были невозможно сладкими, ощущение от прикосновения к ним вызвали бурю чувственных впечатлений, которые просто необходимо было повторить, что Игорь и сделал.
Прошло несколько минут, которые юноше показались вечностью. Где-то рядом тяжело пролетела ночная птица. Сумерки окончательно превратились в ночь.
Девушка раскрыла сумочку, достала телефон.
– Половина девятого, Игорёк. Мне пора домой. Мама ждёт. Она у меня строгая. Проводи на маршрутку, мне недалеко.
– Мы ещё встретимся? Я не напугал тебя настойчивостью? Извини, я никогда не встречался с девушками. Ты такая, такая!
– Да ладно тебе. Диктуй телефон. Мне было с тобой хорошо.
– Правда! Как я рад.
Маршрутка растворилась во тьме, моргнув несколько раз красными подфарниками, а Игоря не отпускало состояние эйфории.
Ирма отъехала на одну остановку, вышла, вызвала такси.
Пока ожидала автомобиль, позвонила подруге.
– Дуська, что я тебе расскажу!
– Во-первых, не Дуська, А Дульсинея. Во-вторых, что ты можешь такого сообщить, чтобы вызвать у меня восторг? Жорик бриллиантовое колье подарил, Альберт Иванович замуж позвал, С Витькой на Тенерифе летишь, что?
– Меркантильная ты, подруга. Нет в тебе романтизма, только шмотками и деньгами интересуешься. Мальчишка в меня влюбился. Такая душка. Не целованный. Дрожит от страсти. Дотронуться боится.
– Ну! Ещё скажи, что влюбилась, я заплачу.
– Дура. Я на таком взводе была, чуть не разрыдалась, когда расстались. У меня же никогда не было настоящей любви, только секс.
– Что ты смыслишь в любви! В глазах огонь страсти, а в штанах стоячий кол. Нет Ирмочка никакой любви. Сказки это всё. Вот сейчас придёшь на смену в сауну и почувствуешь любовь во всей красе.
– Зря я тебе позвонила. Только настроение испортила. Брошу я эту сауну к чёртовой матери.
– Ну да, ну да, как же. Не смеши. Ты к бабкам привыкла. Твой Ромео столько за месяц не заработает, сколько ты за ночь. Любовью сыт не будешь.
– Приземлённая ты, Дуська. Рождённый ползать летать не может.
– Меня и на земле хорошо кормят. Между прочим, мне Вадик квартиру подарил. Завтра после смены отметим.
– А если он узнает, чем ты на жизнь зарабатываешь?
– Ха! Смотря сколько башлять будет, а то я ему расчёт дам без содержания.
– А потом? Потом, когда через тридцатник перескочишь? Ты же уже три аборта сделала.
– Плевать. Я ещё на пять согласна, если не за так. Нарублю капусты и в Европу рвану.
– Пустите Дуньку в Европу. Не смеши. Кто там тебя ждёт?
– Ты скоро? Я уже задолбалась тебя ждать, Мальвина хренова. Познакомишь со своим хахалем?
– Вот ещё! Он мой.
Ох уж эта Леночка!
В небольшом посёлке на окраине державы жили две подружки, две девочки, каждую из которых звали Леночка.
Их многое связывало: обе проживали в старой обшарпанной пятиэтажке, учились в одном классе, любили те же фильмы и книжки, слушали одинаковую музыку, вместе учили уроки.
Леночки были одинакового роста и веса, обе светловолосые, сероглазые, со схожими внешне лицами.
Незнакомым взрослым девочки представлялись сёстрами.
Одевались они в одни и те же наряды.
Если Леночке Докукиной покупали платье, Леночка Снегирёва просила маму достать похожее.
Вероника Сергеевна не могла дочери отказать.
Свободное время подружки проводили вместе, поэтому и мальчишки, появляющиеся в их компании, были общими.
Расставались подружки только на каникулах, когда Леночка Докукина уезжала с родителями к морю или к бабушке в деревню под Воронежем.