Офер хотел было спросить отца, где он сам был в ту роковою ночь, когда «Эгоз» пошел ко дну, но не стал.
— Ладно, — сказал он, выключая камеру, — продолжим в другой раз. Тем более что неизвестно еще, пригодится ли мне этот материал для фильма или нет. Скорее всего, не пригодится.
— А знаешь, — заметил Реувен, — тебе бы стоило сделать фильм про Эмиля. Нет, серьезно. Поговори при случае с его женой, она тебе многое сможет порассказать. Правда, с тех пор, как он умер, мы с ней больше ни разу не виделись, но я слышал, что она открыла художественную галерею. Где-то в Старом Яффо, говорят…
Они попрощались, Реувен вышел на улицу, сел в «субару», открыл окно и включил радио. Передавали вечерние новости, но он слушал их вполуха: мысли его были далеко. Он вспоминал, как много лет назад Эмиль, Юдит и он с Эммануэллой отдыхали на Ривьере. В «дешво» с открытым верхом они проехали тогда вдоль всего Лазурного берега. Из Монако направились в Ниццу, оттуда — в Канны, затем поехали в Марсель, потом — в Париж. «Когда же это было? — думал он. — Конечно, после Марокко, и наверняка уже после нашей свадьбы. Значит, без малого тридцать пять лет назад. И вот уже ни Эмиля нет на свете, ни Эммануэллы… Господи, как же быстро пролетело время…» На въезде в Кармиэль машину тормознул молодой полицейский, и только тогда Реувен заметил, что едет со скоростью сто шестьдесят километров в час.