— Несолидно как-то, уважаемый, — сказал ему полицейский, облокотившись на окно машины. — А еще адвокат Гистадрута[28]. В разъездах все время, небось и без машины вам — никак. А я вот вам сейчас сделаю еще один прокольчик, и знаете, что будет? У вас надолго отберут права. Думаю, что как адвокату вам следовало бы с большим уважением относиться к закону. — И, усмехнувшись, добавил: — А то еще, чего доброго, самому придется к адвокатам обращаться…
И действительно, как в воду глядел. В течение всего последующего месяца Реувену пришлось бегать по судам, и в конечном счете судья в очках, по возрасту не старше Офера, отобрал-таки у него права на целый месяц, да к тому же оштрафовал на тысячу шекелей, из-за чего Реувен расстроился даже больше, чем из-за прав. И вот теперь он едет из Хайфы в Тель-Авив на поезде. До станции в Бат-Галим его подбросил Бени, отправившийся после этого в Адар, в свою телемастерскую, а на перекрестке Мира его должен подобрать Офер, который как раз сегодня едет из Тель-Авива в Иерусалим. Два раза в неделю он преподает там в киношколе. Кстати, хорошо, что он едет именно сегодня, потому что сегодня Реувену кровь из носу нужно быть в Госарбитраже по трудовым конфликтам. В полдевятого, не позже. Реувен очень надеялся, что хоть сегодня сын Абу-Джалаля, Джалаль — сходства имен отца и сына заставило его улыбнуться, — не свалится с очередным приступом и Абу-Джалаль на этот раз в суд все-таки явится. Причем вовремя. Потому что на последнем заседании судья Авнери, которую назначили исполняющей обязанности председателя суда («Как, кстати, ее зовут? — вдруг подумал Реувен. — Дафна? Да, вроде бы Дафна») из-за неявки истца во второй раз подряд психанула и отложила слушание дела аж до восемнадцатого мая. И хотя он попытался ей объяснить, что сын его подзащитного болен эпилепсией и, когда у него припадок, отец обязан с ним сидеть, она все равно разозлилась и заявила: «Это все пустые отговорки, адвокат Шафир. Вы только попусту отнимаете у суда время. Следующее слушание состоится в половине девятого, вы будете первыми. Но имейте в виду, если еще раз опоздаете, больше я откладывать слушание не буду».
«Нет, — думал Реувен, — я просто обязан вернуть этого парня на фабрику, просто обязан. Жена у него постоянно болеет, все время лежит на сохранении. Пятеро детей. Старший сын — эпилептик… Да и что он такого в конечном счете сделал? То же самое, что и все остальные. Просто их никто за руку не схватил, а ему, бедняге, не повезло». Он представил себе Абу-Джалаля. Высокий, крепкого телосложения, никогда не улыбается.
— Да что я такого сделал-то? — говорил он Реувену, с трудом сдерживая эмоции, во время их первой встречи. — Ну взял для своих детишек с фабрики пять трико, пару трусов, несколько носков второго сорта, признаю. А русские работницы ничего не берут, что ли? Разве они не уносят домой майки для своих детей и мужей? Я ведь все вижу, господин адвокат, только молчу. Все равно у нас весь склад нераспроданной продукцией забит. Да если хотите знать, там столько одежды, что хватит на три войны вперед всю армию одеть. Даже кальсоны есть, чтобы у бедных солдатиков в Ливане яйца не отмерзли. Нет, я уверен, они за мной следили. Специально в тот день человека на вахте поставили, чтобы он сумки проверял. Открывай, говорит, сумку, показывай, и сразу к Дагану меня поволок. А тот взял меня с ходу да и уволил. Этот Даган, он уже давно от меня избавиться хочет. Невзлюбил меня с самого начала. Потому что я иногда на работу не прихожу, из-за сына моего, Джалаля. Но ведь я, господин адвокат, дома не за чужой счет сижу, я бюллетень беру. Или за счет отпуска. Какая этому Дагану разница? Это все потому, что он шурина своего хочет на фабрику пристроить, брата жены. Прямо мечтает поставить его начальником отдела вместо меня. И вообще, можно подумать, он сам домой продукцию с фабрики не берет… Но поймите, господин адвокат, если я не буду работать, мне только одно и останется, что голову в петлю сунуть. А ведь я этого себе позволить не могу. У меня же сын больной, Джалаль…
— Не волнуйтесь, — постарался успокоить его тогда Реувен, — все будет хорошо. Мы обязательно восстановим вас на работе.
Но сам-то он уже знал, что фабрику собираются закрыть и что вскоре без работы останутся все вообще: и русские работницы из Нацрат-Иллита и Йокнеама, и арабские из Маилии и Таршихи, и трое завотделами, и Даган, и шурин его… Свыше пятидесяти процентов трудового коллектива собираются сократить уже на первом этапе. Количество безработных в стране и так с каждым днем растет, а теперь их станет еще больше. Да ведь и ему самому вскоре тоже придется уйти. В начале года он получил вежливое письмо, от которого у него перехватило дыхание и где подробно оговаривались условия его досрочного выхода на пенсию. Когда он пришел на прием к юридическому советнику Северного округа адвокату Шакеду, тот сказал:
28
Гистадрут — сокращенное название крупнейшей в Израиле профсоюзной организации (букв. на ивр.: «профсоюз»).