— Даже если у тебя большие диоптрии, — говорила она, — это не значит, что ты обязан ходить с донышками бутылок на глазах. Сейчас уже не те времена. В оптике можно купить очень красивые очки в металлической оправе, с тонкими стеклами. Да и постричься тебе не мешает, опустился совсем.
— Да не надо мне этого ничего, — отмахивался от нее Реувен, как от надоедливой мухи. — Денег жалко.
Он взял пульт, переключился на канал TV-5 и стал смотреть новости. Офер вернулся с видеокамерой, сел напротив отца на диван, и, вставляя новую кассету, спросил:
— Ну что, как там у вас дела? Как Бени, Йонатан? У них все нормально?
— Да, — сказал Реувен, — у них все в порядке.
— У вас там скоро выборы, верно?
— Да, — ответил Реувен, — через месяц. — Он не знал, стоит ли рассказывать сыну об увольнении. Кроме Хаи, он пока еще про это никому не говорил, да и ей всей правды тоже не сказал. Представил дело так, будто его просто уговаривают уйти на пенсию раньше срока и ждут сейчас, какое он примет решение. — Представляешь, Офер, — сказал он, — с тех пор, как я начал работать в Гистадруте, там сменилось уже семь председателей. Я начинал еще при Аароне Бекере, потом пришли Бен Аарон, Мешель, Кейсар, Аберфельд, Рамон, Перец. А я все работаю, и работаю, и работаю…
— Прямо последний из могикан, — засмеялся Офер.
— Да уж, — улыбнулся Реувен, — и в самом деле, последний. — И вдруг, неожиданно для самого себя, с трудом сдерживая дрожь в голосе, сказал: — Знаешь, они уговаривают меня досрочно выйти на пенсию.
— На пенсию? — Офер посмотрел на него удивленно. — Что же они будут без тебя делать?
— Ничего, — махнул рукой Реувен, — обойдутся как-нибудь. Незаменимых нет.
— Ну а ты? Сам-то ты теперь чем будешь заниматься?
Реувен опустил голову и стал разглядывать ромбики на ковре.
— Я сказал, что готов работать на общественных началах или на полставки. Правда, не знаю еще, что они там в конце концов решили.
Офер достал сигарету из лежавшей на столе пачки и закурил.
— Ты должен немедленно бросить курить, — выпалил Реувен неожиданно.
Офер снова посмотрел на него удивленно:
— Знаю. Несколько раз даже пробовал. Но поверь, это не так-то просто.
— Твоя мать тоже курила, как паровоз, — сказал Реувен, — и я ей никогда ни слова не говорил. По вечерам, когда я уходил на совещания, она обычно сидела на кухне и курила, курила… Может быть, если бы я уговорил ее бросить…
— Папа, перестань, — перебил его Офер. — Ты ведь знаешь, что ты в этом не виноват.
Реувен замолчал. Прямо над телевизором висела киноафиша, на которой была изображена колючая проволока, а на ее фоне было написано название фильма и имена его создателей — продюсера, оператора и т. д. Было там и имя режиссера — Офер Шафир. «Наверное, это тот самый фильм, который победил на фестивале в Германии. Про детей, выживших во время Холокоста», — подумал Реувен и вдруг ни к селу ни к городу сказал:
— Твоя мать — благородная женщина.
Офер посмотрел на него испуганно:
— Ты имеешь в виду — была?
— Что? — переспросил Реувен. — A-а, ну да, конечно. А помнишь, как мы ходили с тобой к маяку на Стелу Марис и я рассказывал тебе о путешествиях Одиссея?
— Конечно, помню, — ответил Офер, заглядывая в видоискатель кинокамеры.
— Я всегда знал, что ты вернешься, — сказал Реувен.
— А я разве куда-нибудь уезжал? — удивился Офер.
— Пойми, — сказал Реувен, — у меня тогда просто не было денег. Даже за бензин для машины было нечем заплатить. Большая часть моей зарплаты шла на возврат ссуды за дом, а остальное я отдавал твоей матери и Хае.
Офер посмотрел на него своими зелеными, пронзительными, как у матери, глазами и сказал:
— Если бы ты позвал меня к себе, я бы к тебе и на автобусе приехал.
— Я самого себя с трудом содержал, — пробормотал Реувен. — Что я мог дать тебе? — Потом немного помолчал и, заставив себя улыбнуться, сказал: — Но ведь все равно же из тебя получился человек, верно?
Офер усмехнулся:
— У меня был хороший психолог. — И не без ехидства добавил: — Самый дорогой в городе. Ладно, — сказал он, шмыгнув носом, — время идет. Давай работать.
И снова посмотрел в видоискатель. Реувен увидел в светлых волосах сына несколько седых волос, и сердце у него сжалось. «Понимает ли Офер, — подумал он вдруг, — что блестящее начало еще не является залогом блестящей карьеры? Знает ли он, что некоторые наши мечты не сбываются, а некоторые хоть и сбываются, но затем разбиваются вдребезги? Осознает ли, что иногда необходимо наступать на горло собственной песне и довольствоваться тем, что есть?» Офер включил камеру. Он собирался спросить отца, был ли тот на пристани, когда «Эгоз» отплывал в море, но вместо этого сказал: