А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы (часть 2)
Глава 1. Корабли и океаны
— Это... Это та самая сцена, которая начинается со слов «Здорово, бандиты»?
— Именно. Та, в которой он у них спросил, есть ли таблетка от головы. А они ему ответили, что там чёрный ход есть.
Со стороны Финского залива дул холодный осенний ветер. Но Белла тут же забыла про залезающий под одежду сырой холод, когда узнала место сьёмки одного из её любимых фильмов. И мгновенно перестала ёжиться, активно крутя головой по сторонам.
— Хм... А правда, похоже место.
— Да не похоже, а оно и есть. Пустырь у гостиницы «Прибалтийская», как ему и сказали. Тут он в машину сел. А вон там видишь — колонны на углу? — Я показал на дальний конец здания гостиницы.
— Подожди... — Девочка близоруко сощурила глаза и пригляделась. — Так это же то самое место, где Данилу чуть не застрелил какой-то киллер! В плейер попал!
— «Крот» у него кличка была. Оно самое, да.
— Так это что ж, вообще весь фильм на Васильевском острове сняли? Даже кладбище?
— Лютеранское. То самое, где предки Немца лежат, как он и говорил. Его я тебе тоже покажу. Кладбище, конечно. Не Немца. Тут недалеко. Пешком можно дойти.
— Ши-и-и-ик! Вот Ленка обзавидуется, когда я ей расскажу! — Широко раскрытые серые глаза — такие же, как у меня — смотрели именно так, как мне больше всего нравилось. С искренним обожанием и радостью. В такие моменты я понимал — что всё в моей жизни было не зря. Даже если временами в ней творилась абсолютно беспросветная дичь...
— Она вроде бы на каникулы к тебе собирается в гости? На новый год.
— Ага... А ты откуда знаешь?
— Писала мне недавно. Спрашивала, что тебе подарить.
— Вот коза! Договорились же, без подарков! — Белла раздосадовано ударила кулачком по ноге.
— Ну хочет человек тебе приятное сделать. Зачем мешать?
— Мне тогда тоже нужно что-то готовить! А то буду как дура!
— А вот пусть тур по этим местам и станет ей подарком. — Я повёл рукой по пустырю, на котором снимали одну из сцен фильма «Брат». Лучшая подруга Беллы, оставшаяся без неё в Москве, тоже фанатела от этого культового образа Сергея Бодрова — невозмутимого мужественного парня, молчаливо решающего свои бандитские проблемы без лишних эмоций. — Сама же говоришь, что обзавидуется. А если ты её по тому же маршруту зимой сводишь — то это будет круче любого подарка.
— Хм... А точно! Так и сделаю!
— Ну всё, проблема решена.
— Спасибо, пап! — Девочка прижалась ко мне, обняв за руку. — А ты... А ты разве на новый год не приедешь? Может ты нас и сводишь опять вместе? Там же у тебя тоже будут выходные длинные, да?
Пожалуй, она была единственным человеком, которому я никогда в жизни не врал. Не всё рассказывал, конечно. Но никогда не обманывал. Вот и сейчас я сказал ей правду. Но не всю. Не мог же я рассказать, что уже полгода живу в долг, перебиваясь случайными заработками. И чтобы приехать к ней в гости на осенние каникулы, пришлось продать существенную часть своей коллекции... А участие в этом странном эксперименте — моя единственная надежда на то, что к весне я не останусь без крыши над головой. Сегодня перечислили аванс. Не обманули.
— У меня на носу очень важная работа, Бельчонок. Я... Я участвую в одном проекте... Образовательном... Нет... Скорее, научном. Там требуется непрерывное присутствие. Он длится два месяца и начинается первого декабря.
— Вот как... — Не нужно было быть опытным психологом, чтобы понять, что девчонка расстроилась. Она снова съёжилась и натянула капюшон обратно на свои каштановые кудряшки. — А что за эксперимент?
— Прости, не могу рассказать больше. Я уже подписал кучу всяких соглашений о неразглашении. Для объективности заставляют всё держать в секрете. Двойной слепой метод, сама знаешь. Я же рассказывал, как такие вещи тестируют.
— Понятно... — Серые глаза понуро смотрели на песчаный пустырь у нас под ногами.
— Но зато у меня будет длинный отпуск сразу после этого! — Ни в коем случае она не должна грустить из-за меня. Ни в коем случае! — Когда у тебя весенние каникулы? Я смогу тогда приехать надолго!
— Обычно с конца марта по начало апреля... Но это ладно... — Белла снова подняла взгляд и взяла меня за ладонь. — Пап... Ты... Ты главное выживи, хорошо?
— Что?
— Ты главное выживи! А то что я одна тут буду делать... — Серые глаза снова широко распахнулись. Тёплые ладошки с силой сжали мои пальцы и затрясли ладонь изо всех сил. — Давай! Открой глаза и всё сразу станет нормально! Ну же! Ну же, Шутник! Просыпайся! Живи давай, козлина такая!
— Что?!
Слипшиеся веки еле открывались. Глаза сильно защипало — и от сухости и от света, показавшегося слишком ярким. Откуда-то справа продолжал задувать прохладный влажный воздух. Силуэт девочки, сидевшей напротив меня, расплылся в какое-то розово-серое пятно, но её тёплые руки продолжали крепко сжимать и трясти мою кисть.
— Шутник? Ты меня слышишь? — Обрамлённое тёмными волосами лицо приблизилось и перед глазами замельтешили тонкие пальцы. — Алё, Пафнутий! Приём!
Почему-то теперь я находился в горизонтальном положении. Но мир вокруг меня всё ещё продолжал немного покачиваться и пахнуть влагой.
И я конечно же узнал это зеленоглазое лицо. Второй глаз у неё уже открывался, но теперь его обрамлял шикарный фиолетовый фингал.
— Привет, Кира. — Я сам не узнал свой голос, еле звучащий из пересохшего горла. — Юнга всё-таки согласился нас отвезти? Мы в Мытищах? Или в Питере?
— Ещё бы он не согласился! Я б его на ленточки для бескозырки порезала! — Знакомая хищная улыбка постепенно приобретала чёткие очертания. — Только мы не совсем в Мытищах... Но и не в Питере, конечно!
— Кира, не наседай на него так... — Незнакомый девичий голос прозвучал откуда-то слева. — Ему ещё нужно отдыхать.
— В морге отдохнёт! И так третий день уже валяется как мумия... Ты лучше посмотри где мы, Шутник! — Девчонка показала вправо на широкое затонированное окно, слегка приоткрытое. Проморгавшись, я увидел за ним волны и далёкий зелёный берег, застроенный какими-то коттеджами.
— На берегу?
— На корабле!!! У крюков тут типа плавучая штаб-квартира! Прикинь!
Значит, это и правда качка, а то я уже думал, что меня до сих пор штормит. Тогда попробую пошевелить чем-нибудь кроме головы и языка...
— Кира, я же говорила, что они не любят, когда их так называют. — Деликатный голос снова донёсся слева. — Предпочитают просто гроверы.
— Да мне пофиг, чё они там предпочитают! Их так все вокруг называют, пусть смирятся уже! Тоже мне фифы...
Повернувшись туда, откуда шёл незнакомый голос, я увидел коротко стриженую девушку, одетую в синюю медицинскую форму. Должно быть, та самая рязанская «гирла», о которой говорил Джой. Бывшая студентка-медик, которая, наверное, за последние полгода прошла там или тут лучшую практику для хирурга — военное время. Как и почти все вокруг сейчас — худенькая, но щёки не впалые и не бледные, нормально питается. Не похожа на пленницу. Хотя осы тоже не были особо похожи на рабынь...
Заметив мой взгляд, она смущённо поправила очки с треснувшим стёклышком и достала фонарик из прикроватной тумбочки:
— Здравствуйте... — Запнувшись, она сейчас, похоже, лихорадочно соображала, как ко мне обращаться.
— Просто Шутник. — Я покосился на Киру, которая продолжала ухмыляться. — И для некоторых — Пафнутий.
Медичка улыбнулась и, кажется, немного расслабилась:
— Хорошо... Пафнутий. Меня зовут Вера. Посмотрите вперёд.
Она посветила мне фонариком в глаза и, взяв за руку, посчитала пульс, беззвучно шевеля тонкими губами.
— Нормально... У вас всё очень хорошо заживает. Я бы даже сказала, необычно хорошо... Фибробласты потрясающе быстро растут и делятся... Рана глубокая, но крупные сосуды не задеты. Всё что вам сейчас нужно — отдых и хорошее питание. Постарайтесь не напрягать левую руку. И хотя бы раз в пару дней менять повязку.
— Фибробласты?
— Э-э-эм... Это клетки соединительной ткани. Из них состоят, например, шрамы... — Она указала мне на лицо, и я только что понял, что лежу тут без маски. — После таких ранений не многие сейчас выживают без помощи... А у вас вон, на лице тоже заросло всё. Хотя вижу, что даже не шил никто.