Вот это мне сейчас точно не нужно... Если он тут упадёт и не встанет, его прямо здесь и прикончат. Но даже если он не сможет при этом указать на меня, то вполне успеет бросить ненужный взгляд...
— Шагай, Кусок, шагай. Ещё чуть-чуть... — Пытаясь его подбодрить, я перебирал в голове все прочие мотивы, которые могли подействовать на него сильнее страха смерти. — Если дойдёшь, расскажу Вере, каким героем ты был. Да к чёрту, сам расскажешь! А я всё подтвержу. И Джой ничего не сможет сделать. Будет молчать в тряпочку. Ты только шагай, не падай!
Упоминание его зазнобы, кажется, сработало. Сжав пересохшие губы, пацан упрямо воззрился на горизонт уцелевшим глазом. Гневно пыхтя, он делал шаг за шагом, повиснув на верёвочной упряжи.
— Чё, подыхаешь там уже, гнида? Допизделся, мудак... Допизде-елся... — Хорхе за нашей спиной всё никак не унимался.
Зато этот глумёж дал мне возможность ещё немного подбодрить своего невольного напарника:
— Молодец, Кусок... Так держать... Я дам тебе возможность прикончить этого урода лично. Ты только иди, Кусок, иди...
Жажда мести вытащила меня из могилы. Уж как-нибудь и ему поможет прошагать ещё немного.
Когда караван подходил к развязке МКАДа и Киевского шоссе, в руках нашего погонщика пикнула игрушечная рация:
— Хорхе, приём! — Голос в дешёвом динамике был сильно искажён статикой. Но, вроде бы, ещё молодой. — Статус?
— Всё ништяк, нашли! Скоро будем... — Судя по звукам, пацан за моей спиной поёрзал на месте, будто бы оглядываясь и пытаясь определить текущее местоположение каравана. — Уже около Киевского... Да точняк, около развязки с Киевским!
Значит, мы вошли в зону уверенного приёма их «уоки-токи». И временный склад уже совсем близко.
— Принято. Хвост был? — Его собеседник был немногословен так же, как и невозмутим.
— Ну я ж не первый раз, ёпта! Ты чё? Нет никого!
— Ладно, ждём... — После этого из динамика долетел какой-то скрип и стук. Похоже, что включенную рацию на том конце связи не то уронили, не то её выхватили из рук у связного.
И тут же из динамика прозвучал уже совсем другой голос. Низкий, глубокий. С хрипотцой, которой не могло быть у старшеклассника, даже если он уже вовсю пил и курил:
— Почему так долго, Хорхе?
Медленно, как бы невзначай оглянувшись, я успел заметить, как изменилось лицо вожака. Вместо наглого самодовольства — бегающие глазки. Словно вызванный к доске отличник, который по какой-то причине забыл подготовиться к уроку. И теперь понимает, что позорной двойки не избежать.
— Да это... Там жор рядом почти не было. А те, кого всё-таки поймали — еле идут...
— Не было жор? Около МКАДа не было жор? — Взрослый голос переспрашивал вкрадчиво. Словно экзаменатор, который загоняет списавшего студента в коварную ловушку дополнительными вопросами с подвохом.
— Ну... Я не знаю... — Пацан учащённо запыхтел, словно пожалев о своих словах. И выпалил следующую фразу скороговоркой, как будто вспомнил правильный ответ. — Там ещё ночные были! Да точно!
— Ночные жоры? Днём? — Невидимый преподаватель на том конце связи продолжал расставлять ловушку. — И никакой охраны и хвоста... Ты точно уверен в своих словах, Хорхе?
Старший варщик снова зашелестел своим комбинезоном, нервно заёрзав на прицепе:
— Да... Я думаю... Да нет... Наверное... Нет, никого не было... Не знаю... — От волнения у юного варщика начал заплетаться язык.
— Ты не знаешь?
Этот вопрос прошелестел словно шипение змеи. И пацан тут же выпалил, дав от волнения петуха:
— Не было! Никого не было! Только ночные жоры в коробках, к земле пристёгнутые! Но они только этого мудилу порвали! Который из крюков! Отвечаю, не было за нами никого!
Рация молчала.
— База? — Голос вожака продолжал неуверенно подрагивать. — База, приём?
— Торопись, Хорхе... — Снова раздался змеиный шелест. — Скоро стемнеет.
— Конечно-конечно! Мы щас уже будем!!! Мы быстро!
Нового ответа не последовало.
Пристыженный Хорхе сопел через нос, убирая рацию обратно в карман. Остальные пацаны тоже хранили молчание. Но он наверняка прекрасно понимал, что именно сейчас думают о нём подручные. И постарался немедленно поправить пошатнувшийся авторитет единственным доступным ему способом.
— Э, шкура! Ты чё там лыбишься?
Кажется, этот вопрос был обращён к Куску. Хотя на его лице сейчас было всё, что угодно, кроме улыбки.
— Ты чё, сука, попутал?! Сюда смотри, ёп! С тобой базарю! — Слова вожака звучали со звериной злобой.
Но Кусок не оборачивался. Лишь вжал голову в плечи и еле слышно зашептал: