Шамиль хмыкнул и пододвинул схему с разборкой поближе к своему приятелю, как бы невзначай задержав руку на нужном элементе.
— А ты не подсказывай. Не в школе.
Яр недовольно засопел, напряжённо пытаясь самостоятельно сообразить, в чём именно ошибся. Произвести впечатление на старшего приятеля пока не получилось.
Однорукий старший приятель хмыкнул и вернулся к заточке своего короткого меча:
— Как сказать, разбегутся... — Дестрой пересел к другой стороне своего меча, зажатого в тисках за гарду, и посмотрел вдоль клинка, продолжая размышлять вслух. — Я среди ленинских таких отмороженных много видел. Это по трезвой им ничего не надо. Пни пнём. А под кайфом совсем другие люди. Полны отваги...
— И слабоумия. Могут попереть и на пули и на ножи с голым пузом. — Я согласился с лейтенантом Чёрного Отряда и перевёл взгляд на соседнюю запертую комнату, в которой в данный момент находилась Кира. — И сейчас она у него, фактически, в заложниках. Хоть и сидит тут рядом с нами.
Большую часть времени девчонка полулежала спиной у стены и безразлично смотрела в пространство, медленно пыхтя через респиратор. За несколько дней её щёки ввалились, под глазами нарисовались тёмные круги, на побледневшей коже кое-где проступили тёмные сеточки вен. Волосы слиплись и потускнели. Обычно прямая как струна, её спина теперь обречённо сутулилась и ладони безвольно лежали на матрасе. Как она выглядела и как вела себя в тот момент, когда девчонки приносили ей обеды и снимали газовую маску — я смотреть не хотел.
— А вдруг он уже всё разбил или выкинул? — Негромко предположила одна из амазонок, которая занималась своей снайперской винтовкой чуть в стороне от нас. Иногда лишь тихонько хмыкая от вечных потасовок бесенят. И теперь девчонка немного смутилась, когда всеобщее внимание вдруг перенеслось в её сторону.
Эта мысль у всех сидела в голове. Но никто из пацанов не хотел её озвучивать. Но и я покачал головой:
— Очень в этом сомневаюсь.
— Почему? — Пытливый взгляд юной снайперши устремился на меня, словно сквозь прицел.
— Сужу по тому, где он в итоге осел. В качестве базы Хайзенберг мог выбрать любую похожую локацию. И многие ему было бы даже легче оборонять в случае чего... Но откочевал он аж почти до Внуково. По враждебной территории. Не спроста.
Судя по озадаченному лицу девчонки, ей требовалось дополнительное пояснение. Да и остальным тоже.
— В биолаборатории комбината явно есть что-то ещё, кроме оборудования, нужного для синтеза метамфетамина или что он там ещё варит для своей новой банды... Скорее всего, он и на самом деле решил попробовать воспроизвести этот ваш «Антижорин». Только теперь не для дохлого короля, а сам для себя. Ибо в перспективе такое средство — на порядок ценнее самого чистой и самой цепляющей дряни. — Я закончил с чисткой ствола и снова посмотрел сквозь него — только теперь на амазонку. — И хотя я сильно сомневаюсь в его честности. И в том, что старик отдаст нам ампулу как и говорил. Но это в любом случае значит, что лекарство ещё у него. Может быть уже и не в единственном экземпляре. И завтра будет последний день, когда он всё ещё надеется получить от вас мою голову на блюде.
— Блин, вот нафига ему это надо, а? — Шамиль тоже покосился на дверь зпертой комнаты. — Ну отдал бы нам лекарство в обмен на все свои ништяки и валил бы на все четыре стороны! Все же знают, что Шутник держит слово. Вот голову морочит, урод плешивый...
— Ты слышал его речь в Раменском. Я, так уж получилось, испортил планы на мировое господство. — Улыбки пацанов подсказали мне, что иронию они поняли. — Теперь ему придётся начинать с самого начала. Кризис среднего возраста сам себя не излечит.
— Это как?
— Не от хорошей жизни он подписался на участие в том же самом эксперименте, что и я. Большая часть жизни прожита, а за душой — ничего, кроме долгов...
— Хм... — Дестрой смущённо нахмурился. — Это ты о нём или о себе?
— О каждом. Тут ведь как... Люди десятки тысяч лет жили в среднем лет по тридцать. По сегодняшним меркам - только-только повзрослеешь - и раз! Несчастный случай на охоте, война, голод... И всё, приехали. Да и без антибиотиков — любая простуда или царапина может стать смертным приговором.
— Ну были же короли, которые и до восьмидесяти доживали. — Перебил меня Дестрой. — Даже совсем в древности.
— Или фараоны. Или императоры. И их ближний круг. Те, кто жил в самых лучших условиях. С лучшим питанием, постоянной защитой и опекой. Но и среди таких особ долгожителей — не очень много. Основа популяции редко рассчитывала увидеть не то что правнуков — но даже внуков далеко не всегда дожидалась. И вот примерно с начала двадцатого века научный прогресс удваивает эту среднюю цифру. А то и утраивает. Вроде бы хорошо. Но есть нюанс. В таких бархатных условиях успели пожить... Сколько? Три-четыре поколения людей? К хорошему, конечно, быстро привыкают. Вот только эволюция нас к такому не готовила. Она вообще редко закладывает что-то прозапас. Вот и наша психика оказалась не вполне готова к такому внезапному счастью.