Выбрать главу

— Не понял...

— Если коротко — то примерно после тридцати-тридцати пяти мозг перестаёт понимать — почему мы всё ещё живы. Заложенная генами и тысячами лет естественного отбора программа, вроде бы, выполнена. Значит пора уже того — в страну вечной охоты... — Собрав ружьё обратно, я проверил работу помпы и холостой пластиковый патрон звонко запрыгал по верстаку, выскочив из экстрактора. — А туловище всё живёт и живёт — вот же ж не задача... И человек начинает подсознательно сомневаться в смысле дальнейшего существования. Ведь до этого возраста, как правило, о смысле жизни плотно задумываются только душевнобольные. Вам, обычным здоровым ребятам, просто некогда. Гормон играет, мир крутится, всё время надо куда-то бежать, чего-то ловить, не отпускать и потом перепрятать... А вот после этой условной черты в три десятка лет физиологические процессы начинают постепенно притормаживать. Обмен веществ снижается. Замедляется воспроизводство новых клеток. Радоваться мелочам уже сложнее. Ощущения совсем не те. Да и здоровье тоже. И начинается... — Я начал заталкивать патроны в ресивер, сопровождая каждую фразу отдельным щелчком. — Как я живу... Что я делаю... Зачем это всё... А самое главное... — Последний патрон вошёл в магазин и помпа снова сочно хрустнула, досылая его в патронник. — Кто в этом виноват и что делать?

Отвлекаясь от работы, Дестрой внимательно слушал, наблюдая за моими движениями.

Я продолжил, убрав дробовик в крепление на рюкзаке, и достав драгоценную Викулю:

— И начинается переоценка ценностей. Бесконечное оглядывание на прошлое. И если там, как тебе кажется — пусто, то добро пожаловать в психоз. Так называемый «кризис среднего возраста». И хорошо, если у человека хватит ума винить в своих собственных неудачах только себя. А силы воли хватит на то, чтобы и дальше, стиснув зубы, бороться за место под солнцем. Но чаще бывает совсем иначе.

— Чё ж тогда эти короли-долгожители не депрессовали? — Поинтересовался пытливый Шамиль.

— Ну, во-первых, кто сказал, что не депрессовали. Психов и среди элиты всегда хватало... Дестр, сможешь её тоже поправить? — Я протянул изящный клинок саратовцу, и тот с готовностью принял его за рукоять. — А во-вторых, если ты в старые времена смог прожить в два раза дольше остальных — значит, скорее всего, всё у тебя по жизни было правильно и успешно. И жалеть, в общем-то, действительно не о чем. Разве только о том, что соседний король немного богаче... Но зависть и в молодости работает точно так же хорошо, как в старости. Так что это про другое.

Наблюдая за ловкой работой лейтенанта с оселком и ветошью, я старался запомнить порядок его действий.

— Хотя, как я понял, вашего Кира затащили в программу испытаний против его воли. Он, скорее всего, и сам не знал, что участвует... Да?

— Так и есть. — Кивнул Дестрой.

— Как он, кстати?

— Если Алинки нет, то всё ещё под снотворным. Мы сделали всё по инструкции от Славы... Нашего учёного-биолога, мы рассказывали...

— Да, помню. Ножны тоже нужно как-то очистить. Умеешь?

— Ага, давай сюда... — Заглянув внутрь элегантных одеяний Викули, саратовец недовольно поморщился. — Ух... Ну и дерьмо... Ладно, о чём я? А! Там же как... Как и с предыдущими осколками получается, что в одном помещении их засыпает двое, а мы делаем так, что просыпается только один. После того, как они в бессознанке образуют что-то вроде мини-улья. С общей нервной системой.

— И кого вы приморили во сне в этот раз?

— Того, который из Курчатника. Он сам попросил. — Пожал плечами командир. — Ты же видел, в каком он был состоянии. Как только по пути не помер...

— Получается, что единственный Чёрный Жора теперь — это тот здоровяк с белой горы? Ему идёт.

— Он и внешне на Кира немного похож. — Согласился Дестрой. — Фигурой уж точно.

— И теперь он должен вспомнить о себе всё?

— По большей части.

— Что ж... Очень надеюсь, что когда очнётся — хотя бы не забудет о том, что обещал мне помочь... И было бы интересно послушать, как же эти два осколка добрались от Самары до Москвы в одиночку. Раз уж у Баджера и Белого, похоже, не получилось...