— Кстати, да. Мы сейчас куда? — Кира, мужественно сопевшая под весом своих трофеев, обернулась. И остаток вопроса проговорила еле слышно, одними губами. — В шут-пещеру? С ним?
Пожалуй, рано было ей говорить о том, что я не рассчитываю особо долго задерживаться в этом жилище. И о том факте, что меня не особо заботит то, что в нём побывает какой-то обдолбанный мытищинский укурыш.
— Больше некуда. Иначе придётся отбиваться от ночных жор, которые скоро снова набегут с дальних тоннелей.
— Еба-а-а-а... А темно же уже да-а-а? — Внезапно среагировал крюк. — Бля-а-а-а... Нам край, ребята-а-а-а... Еб... Чуваки... Есичо... Я вас люблю! Вы ваще просто огонь оба! Хоть и страшные... Я всмысь ваще чуть не обоссался, когда вас увидел... Думал всё, высад какой-то начался! Хы-ха!
Кира поморщилась и покосилась на улыбающегося крюка, который, замедляя шаг, начал разглядывать звёзды, проглядывающие сквозь кроны деревьев.
— О-о-о... Всегда хотел прогуляться по лесу с видом на Альдебаран...
— Слышь ты, Альдебаран! Давай шагай резче! — Девчонка нетерпеливо толкнула крюка в плечо. — А то жоры задницу откусят!
— О-о-о... Это же самое мясное место... Ягодичная мышца, чтоб вы знали... Одна из самых больших в человеческом теле! — Судя по вытаращенным красным глазам, этот факт сейчас казался пацану невероятно важным. — А ещё широчайшая мышца, кароч... Она ваще самая широчайшая! Хы-ха!!!
Интересно, веселился бы он сейчас точно также, если бы шмели нарезали его ягодичную мышцу по кускам?
— Мне кажется, сегодня с ним бесполезно разговаривать... — Высказала Кира свои сомнения.
— Наоборот. Сейчас он, скорее всего, гораздо более словоохотлив, чем по трезвой.
— Слышь, братиш... Невежливо говорить о человеке в третьем лице, когда он рядом... — Крюк сделал обиженное лицо.
— Смотри какой воспитанный. — Я ещё раз ускорил его тычком в спину и поморщился от боли в плече. — Тебя как зовут-то, третье лицо?
— Денис... Для друзей Денчик... Мы ж друзья?
— Это мы ещё посмотрим. Не тормози.
О банде крюков я знал не много. Точнее, о них ходило великое множество отвратительных слухов, как и о всех остальных группировках, сумевших сохранить хоть какое-то единство и влияние. Одиночки, которым было отказано во вступлении, всех их закономерно ненавидели и боялись. И если рассказам про шмелей я верил, так как не раз лично убеждался в том, что особой чувствительностью к жертвам они не отличаются, то истории про крюков были мало похожи на правду. Насколько я понимал, им было ни к чему мотаться по городу и посёлкам в поисках остатков чего-нибудь полезного. Подсевшие на их урожай подростки несли к ним всё сами. И вряд ли они были настолько глупы, чтобы продавать в долг тем, кто каждый день ходит по краю. Поэтому и россказням про жестокие пытки, которым крюки подвергают должников, я тоже не особо доверял. К тому же запытанный до полусмерти клиент уже точно никогда не расплатится.
И рабов на своих плантациях они, скорее всего, не держали. Это явление вообще отмерло довольно быстро. Весной именно невольники, которых банды держали в антисанитарных условиях, стали основным рассадником всяческой заразы. И юные рабовладельцы очень плохо закончили, вместе со своими говорящими инструментами.
А что касается крюков, то местонахождение их плантаций вообще держалось в строжайшем секрете. И знали о них только представители их высшей касты — так называемые гроверы. Самые охраняемые и привилегированные пацаны и даже девчонки. Потому что только они точно знали, как правильно выращивать дурман-траву в условиях отечественной средней полосы, сохранив это знание из мирной жизни. И это были не те знания, которые можно было передать, например, под пытками. За ними поначалу охотились, конечно. Но другие бандиты быстро убедились в том, что умению определить оптимальное время созревания соцветий, сушки и прочих процедур, нужно учиться годами. Правильный запах и внешний вид растений, внешний вид почвы и степень освещённости теплицы и тому подобные нюансы. Всё имело значение. В итоге, вырастив пару урожаев бесполезной дички, все остальные поняли, что с крюками лучше дружить. Если, конечно, хочешь иногда быстро и относительно недорого создать себе хорошее настроение посреди всего этого горького катаклизма. А дети, оставленные без присмотра — хотели. И ещё как.
Всё это приводило меня к мысли, что держать рабов для них не только невыгодно, но и опасно. Плодить свои знания, опыт, а, значит, и конкурентов, они не спешили.
В то же время я не испытывал никаких иллюзий и по поводу их возможного дружелюбия и гуманизма. Они прекрасно осознавали последствия того пристрастия, распространению которого способствовали. Прекрасно видели, во что постепенно превращаются их постоянные клиенты, и не испытывали к ним никакого сочувствия. И именно поэтому среди самих членов банды — всех уровней — употребление их собственной продукции было под жёстким запретом. Слухам о наказании тех, кто изредка всё-таки нарушал запрет, я верил охотно. Например, о казни через посадку на дырявый стульчик прямо над молодым побегом бамбука. В итоге бамбук врастал в жертву примерно на метр за сутки. Вряд ли современные детишки могли выдумать такую историю самостоятельно.
— А вас как зовут чуваки? — Пленник был всё также словоохотлив и улыбчив, но быстро перескакивал с одной мысли на другую, теряя нить повествования. — Хотя говорят, что нельзя настоящие имена незнакомцам называть... И вообще нельзя использовать настоящие названия... Люди раньше в такое верили... А многие и сейчас тоже... Вот медведь, например... Это же прозвище, а не название. Если назвать медведя правильно, то он может услышать и прийти... А если назвать медведем, то он не догадается...
В течение этого увлекательного этнографического экскурса мы, наконец-то дошли до моего убежища.
— А чё это мы, на кладбище шоль... Ё-ё-ё-ё... Ребят, вы чё готы?
— Еноты... Заходи давай!
— Ха-а-а-а... Еноты... Да ты в натуре шутник, чувак... А-ха-ха...
Оказавшись внутри, крюк замер посреди комнаты. И, как только ночник на солнечной батарее осветил комнату тусклым светом, парень начал с любопытством разглядывать мой гербарий, то и дело потягивая носом:
— А ты чё... Тоже растишь шоль, чувак? Хотя... — Он ещё раз принюхался и недовольно поморщился. — Не-е-е... Сорян, но какой-то фуфел тут у тебя...
— А ты разбираешься? — Я прошёл дальше и снял с себя рюкзак и арбалет.
— А я... — Крюк отвлёкся на созерцание необычного оружия и снова повернулся ко мне только через несколько секунд. — Чё?
— Растить умеешь?
Судя по блуждающему взгляду, внутри его затуманенной головы разразилась какая-то нешуточная борьба между желанием похвастаться и стремлением сохранить тайну. В любом случае, если бы ответ был однозначно отрицательным, он бы сказал сразу.
В итоге вместо ответа пленник остановил взгляд на вскрытой пачке крекеров:
— А есть чем попуститься, ребят? Печенюшки вот... Они норм? А то чёт я ща бледного поймаю, походу...
— Денчик, да ты садись, не стой. — Я мягко подтолкнул его к креслу и парень плюхнулся в него нескрываемым наслаждением.
— О-о-о... Вот это ништяк... А то ноги ваще затекли... Интересно почему так говорят... Затекли... Хе... Куда затекли... — Улыбаясь потоку своих мыслей, он опять расслабленно прикрыл глаза.
— Кира, вскипяти нам чайку, пожалуйста. Давай сюда. — Я снял с неё гирлянду из оружия и, поставив все стволы у стола, присел рядом, проверяя наличие патронов в магазинах. — Вон те таблетки — это горючее. Заварка там в шкафу. Вода в бутылке там же.
— Спроси про куртку! — Шепнула девчонка, шагнув мимо меня к настенному шкафчику. — Он же её узнал! Откуда у него газета? И про электричество...
— Не торопись. — Я несколько раз щёлкнул помпой одного из дробовиков. Он оказался пуст, но хруст оружия взбодрил нашего собеседника.