— Я думаю, что тем же, чем и муравьи. Если кто-то из рабочих муравьёв находит много пищи, он или тащит её в жилище или поедает на месте как можно больше, если не в состоянии утащить. А потом, когда встречает голодного сородича, делится с ним тем, что успел проглотить и переварить.
— Ага… Кажется, я наблюдал и этот процесс… — Я вспомнил кормление кокона в инфекционном отделении. — То ещё зрелище, я тебе скажу… Слушай, а ты сможешь скопировать всё себе на ноут? Мы отнесём диск кадетам, там тоже есть, кому над ним поработать. Пока мы ещё не наладили надёжное сообщение между тобой и их больничкой.
— Да… Тут, конечно, многовато всего. Но много лишнего. Я за ночь выберу всё что надо и на диске тоже сразу отмечу то, что представляет интерес. — Похоже, он уже сам решил на счёт нашей ночёвки здесь, да я и не возражал. — Может накидаю план работ, заодно… Теперь хотя бы ясно, в какую сторону копать… А вот кстати, про «копать». А как вы вообще меня нашли? И код откуда знаете? Явно же, что не случайно?
— Верно. Я знаком с детьми подполковника. От них у нас и ключи от бункеров и код от твоей двери.
— Вот это да… О, погоди-ка! — Слава опять вскочил на ноги. — Сейчас кое-что найду.
И он снова убежал в свой кабинет, а я пощупал на своей спине его работу. Чешется под повязкой. Значит чисто.
Дырки от гвоздей на бедре и плече уже подсохли сами, так как были неглубоки. Всё-таки это не пулю словить, к счастью. И гвозди тонкие, и кинетическая энергия на порядок меньше. Вокруг пулевого ранения ещё и контузия тканей образуется, так что потом неделями нормально шевелиться не можешь. А тут — лёгкий укол.
— Вот! — Взъерошенный Слава протянул мне пухлый бумажник. — Это я нашёл в пиджаке подполковника, когда тот убежал и забыл его здесь. Наверное, стоит передать его детям, раз они живы.
— Конечно… Они как раз просили найти что-нибудь, если сможем. — Я с любопытством осмотрел застёгнутый лопатник. — Смотрел что внутри?
— Да ну, как-то невежливо… Да и чего там смотреть-то… Деньги вон и так видно, карты банковские… Всё это уже не нужно ни мне, ни им. Сам по себе кошелёк может памятный.
— Может… Ладно, отдам наследникам, пусть сами покопаются. Спасибо за помощь, дальше я сам.
Когда Алина и водоносы вернулись, вся наша ватага собралась в зале для совещаний и приступила к дружному поеданию свеженарезанного салата из томатов, огурцов, лука, зелёного горошка, сырой картошки и разнообразной зелени. Некоторые дети поначалу просто разревелись от осознания того счастья, которым неожиданно закончилось для них многомесячное заключение в плену у садистов в камуфляже. И в первые минуты почти никто не решался начать поедать свои порции первым. Но Слава, невозмутимо похрустывая огурцами, тут же приступил к чтению своей блестящей лекции о том, что он думает о характере захватившей мир заразы, в красках описывая процесс мутации вируса и его последствия. И уже скоро похожий хруст наполнил всё помещение — дети смотрели на него так же зачарованно, как и Алина совсем недавно. И сами не замечая того, постепенно потянули в рот сочные дольки.
— Ох и досталось вам сегодня… — Сидевшая рядом со мной Алина тихонько дотронулась до перевязанной кисти.
— Оно того стоило. И я говорю не только о том, что центровые и октябрята больше не представляют угрозы, как мне кажется. — Я оглядел худощавых подростков, завернувшихся в одеяла, не отрывающих взгляд от размахивающего руками лектора.
Странное чувство. Незнакомое. Но, чёрт подери, приятное. Не знаю, как это передать. Как будто о твои руки доверчиво трётся пушистая кошка. Только не головой и телом, а душой.
Алина подсела поближе, обняла меня за руку и положила голову на плечо. Повернувшись на Славу, перешедшего к рисункам на маркерной доске, она тихонько шепнула:
— Хулиганьё считает вас каким-то страшным призраком смерти. Жестоким карателем. А вот такие как они, — девочка показала на ребят, — будут всем рассказывать, что их спас суровый тёмный рыцарь. Но на самом деле очень добрый и благородный.
Я повернул голову к ней и уткнулся в копну платиновых волос. Щекочущее чувство усилилось. Это и есть та самая эмпатия, о которой я так много слышал? Но в существование которой до сих пор верил примерно так же, как в чтение мыслей или гороскопы. То есть, никак.
Улыбнувшись в щекочущие волосы, я прошептал в ответ:
— А после сегодняшнего дня в легенде о Чёрном Жоре появится ещё и его юная спутница. Зловещая Бледная Поганка! Где она — там смерть!