— Мы вместе…
Да пошли вы на хуй, твари поганые! Я не с вами!
«Я знала, что вы выберетесь! Вы всегда выбираетесь! Вы самый сильный!». И он заставил меня совершать невозможное. Не потому, что это было трудно. А потому что раньше я и подумать не мог о том, чтобы предпринимать какие-то усилия не ради своего собственного блага.
— Мы — это ты. А ты — это мы.
Я — это я. И только я, ублюдки вы несчастные. Соберись, убийца!
Ещё пара тел упала на дорогу невдалеке от меня, кувыркаясь и раскидывая вокруг длинные конечности. Но, почти не получив ранений под их прикрытием, в толпу отстреливающихся подростков врезались сразу четыре стремительные тени, разбрасывая по сторонам худощавые тела в синих комбинезонах.
Один «солдат» ухватился обеими лапами за руку бойца, оказавшегося перед ним, выбив оружие. И, упираясь ногами тому в грудь, оторвал конечность одним резким рывком. Тут же отвесив ею пару размашистых ударов по отступающим стрелкам, пытавшимся перезарядиться.
Другой, приземлившись после высокого прыжка посреди толпы и подмяв кого-то под себя, не разгибаясь после приземления, вкогтился ближайшему «лётчику» в лодыжки. И с торжествующим воплем раздвинул лапы в стороны на всю длину, разорвав несчастного пацана перед собой от паха до груди. Умывшись потоком его внутренностей, вылетевших прямо в низколобую морду, тварь снов взвилась в воздух и приземлилась где-то позади смешавшихся рядов.
Что творили со своими жертвами остальные, дорвавшиеся до стрелков монстры, я уже не видел — слишком темно было в тех областях. Но на асфальт между мной и толпой «лётчиков» вылетело несколько оторванных конечностей и деформированных подростковых черепов.
— Мы вместе.
Нет.
«…а как вы думаете, я красивая?»
Да.
Переведя взгляд с кровавой жатвы «солдат» на собственные руки, я заметил, что сжимаю кулаки настолько сильно, что сквозь грязные бинты проступили пятна крови из открывшихся ран. Это отрезвило ещё немного. На лице вернулось давящее чувство от опухающей скулы. А с другой стороны лица резко защипало — повязка на ране от электроинструмента почти слетела. Засохшая корка под ней потрескалась, пропуская наружу прозрачную сукровицу. Похоже, что бактерии, ринувшиеся сквозь эти бреши в защите организма, вызвали срочную мобилизацию иммунной системы. Сознание немного прояснилось…
«Я знала! Я же говорила! Я всем говорила!!!»
Я попытался разглядеть в мечущейся галдящей толпе долговязую фигуру в фуражке. Главарь лётки уже разрядил оба своих ствола и, быстро сообразил, что к чему. Распихав своих растерянных бойцов, он пробирался обратно к фургону. По обеим сторонам от которого тёмные сутулые тени неистово рвали на части всех, кто подворачивался им под руку, расшвыривая оторванные куски одежды и тел над смешавшимися порядками банды.
Вышвырнув водителя из кабины, Механ вскочил на его место и захлопнул дверь броневика за миг до того, как к машине метнулся один из «солдат» улья, прорвавшихся через рой светящихся пуль. Схватив водителя за голову, тварь несколько раз ударила в стекло двери черепом несчастного «лётчика», словно почуяв то, что всё моё внимание сейчас было сконцентрировано на человеке, сидевшем внутри кабины фургона. И теперь пытаясь таким образом добраться до него через бронированное прозрачное препятствие.
Стекло, само собой, не поддалось. Поддался череп водителя, расплющившись после четвёртого удара.
После того, как в когтях длиннорукого существа оказалась только масса из треснувших костей и растекающихся мозгов, тварь откинула тело водителя в сторону и вцепилась в ручку двери, яростно дергая её на себя, упираясь обеими ногами в кабину. Но залитая кровью бронированная дверь тоже не поддавалась.
Сквозь приглушённый фон из редких выстрелов, криков раненых и хриплых воплей беснующихся в толпе тварей, стал различим звук заведённого двигателя. Машина дёрнулась, понукаемая неумелыми нажатиями на педали сцепления и газа, и, слегка вибрируя, всё же двинулась вперёд. Прямо на меня.
Постепенно возвращая себе контроль над собственным телом, я оттолкнулся и перекатился в сторону, стремясь оказаться между парой пулестойких колёс. И ревущая туша «буханки» наехала ими только на край плаща.
«Вперёд, могучий Коматсу!»
Оказавшись под днищем ползущего надо мной броневика, я поднял руки и уцепился за изгиб глушителя, проплывающего надо мной. Машина, плавно ускорявшая свой бег, рванула моё туловище вслед за собой, стирая об асфальт брезентовую одежду и резиновые подошвы обуви. В просвет между задними колёсами виднелась удаляющаяся сцена бойни. Где мечущиеся тёмные тени продолжали расшвыривать вокруг себя куски тел паникующих подростков. Испуганные и сбитые с толку дети абсолютно ничего не могли противопоставить этой первобытной ярости в ближнем бою, кроме отчаянных выстрелов, наносивших раны не только существам, но и тем, кто оказался рядом.
— Иди к нам…
Чем дальше мы отъезжали от инфекционного отделения, тем слабее был этот многоликий голос, идущий из самого сознания. Рёв двигателя и поток холодного воздуха, задувавшего за шиворот, отрезвил ещё немного. Но слабеющие руки уже были готовы разжаться.
Труба глушителя выскользнула из мокрых от крови пальцев тогда, когда «буханка» резко оттормозилась и, свернув влево, замерла на месте. Выкатившись из-под остановившихся колёс с водительской стороны, я заметил, что мы доехали до угла Чернышевского и Вольской. И, осмотревшись, понял, что Механ собирается приступить к реализации своего плана, во что бы то ни стало. Оставив позади собственное войско, он явно готовился снести из авиационной пушки все западные укрепления детской больницы. И открыть засевшим вдоль всей улицы сотням комсомольских бандитов дорогу для беспрепятственного штурма. Для этого он сейчас развернул фургон задними дверями к юго-западному углу кадетских укреплений.
Пошатываясь и держась за броневик, я попытался подняться на ноги, стараясь не засветиться в зеркале заднего вида раньше времени. Водительская дверь открылась.
Шагнув на ватных ногах к выходящему из кабины человеку, я подался вперёд всем телом и, дотянувшись до головы командира «лётчиков», ткнул его лбом в стекло распахнувшейся двери. Но вместо глухого удара послышался звонкий стук. И голова, одетая в лётный гермошлем, отлетела обратно, боднув меня затылком в нос.
Потеряв равновесие, я шлёпнулся на спину и почувствовал, как в оскалившийся рот из разбитого носа потекла солёная кровь. Механ развернулся и злобно уставился на меня из-под надвинутого на лоб шлема:
— Да ты всё не уймёшься, упырь… — Подскочив ко мне, он с разбега двинул ногой в живот, выбив из меня остатки воздуха. — Н-на, сука, н-на! Щас! Ты! Тварь! Будешь! Смотреть! Как! Сдохнут! Твои! Красные! Пида! Расы!
После каждого выкрика он наносил удары ногами по рёбрам, по голове, по спине, по рукам, которыми я тщетно пытался закрыться.
Запыхавшись, он отступил на пару шагов и слегка наклонился, прошипев с деланой улыбкой:
— Совсем ты расклеился, старичок, да? Старость не радость… Ну ничего… Полежи пока, посмотри на фейерверк… А потом… Прежде чем ты полетаешь… Я, так и быть, покажу, что может сделать нормальный молодой пацан с твоей девкой… Или десять пацанов…
И с разбега ещё раз двинул мне в голову сквозь тщетный блок слабеющих рук.
Мир зашатался и загудел. Пульсирующая боль застучала в затылок, лицо превратилось в одну сплошную маску, состоящую из опухающих синяков.
По раскачивающейся земле мимо прошли его ботинки и пропали где-то наверху, запрыгнув в открытые задние двери фургона. Проследив за ними взглядом из-под опухающих рассечённых бровей, я сделал попытку перебороть свой нокдаун и хотя бы перевернуться на живот, чтобы тоже доползти до открытых дверей. Если я этого не сделаю… Если я не смогу ему помешать, то…
«Да и вы на самом деле добрый. Пусть и хотите, чтобы вас все боялись.»