— Раздевайся! — Алина бесстрашно присела рядом с ним, потроша аптечку.
— Только медленно... — Продолжая держать его на прицеле, я махнул наверх Дельте, и она побежала спускаться к оврагу. — Как всё было?
— Город начали жечь. — Медленно стягивая куртку, пацан морщился от боли. — Ребят перебили, которые там сами по себе при нас жили... Кто к нам убежать не успел. Или в клетки посажали... Потом, когда жоры на гарь сбежались — натравили их на нас.
— Это как же?
— Оттеснили их телегами, а к нам в это время за ворота горелое мясо покидали. Издалека, рогатками.
— Рогатками?!
— Ну... Ай-с-с-с-с...
— Терпи... Тебя как зовут? — Ловко орудуя своими инструментами, Алина разрезала прилипшую к телу рубашку и начала промывать рану.
— Евг... Женя. Женёк.
— Меня Алина. Очень приятно. А это Кир. Сейчас будет немного больно...
— Надо сделать это своим девизом... Так что за рогатки?
— Вкопали в землю по два столба и между ними широкую резиновую ленту с корзиной привязали. Не знаю... Из тракторных камер, наверное, нарезали. Середину резинки — верёвкой к телеге с лошадьми. Оттягивают, кладут в корзину горелое и рубят верёвку.
— Так выбросили бы обратно за забор.
— Да пока всю эту... — Пацана передёрнуло — не то от ожога антисептиком, не то от воспоминаний. — Пока эту россыпь соберёшь... Там же и внутренности ещё... Они ещё три раза стрелять успевают. Жоры ворота снесли... И тех, кто сопротивлялся, эти козлы потом перерезали.
— А ты что же? Судя по ране, тоже сопротивлялся...
— Меня Кузьма спас. Они когда уцелевших к воде отвели, начали этот свой ритуал проводить... Он там на них рыпнулся, и некоторые успели в воду попрыгать, пока его не скрутили. Он здоровый был. Повалил целую толпу.
— А выплыл ты один?
— Не знаю... Темно уже было.
— Мда... Короче не удалось вам в отдельно взятом городке коммунизм построить...
К этому времени вниз подоспела амазонка. И страдающее от боли избитое лицо пацана опять преобразилось в удивлённую гримасу.
— Дельта, это Женёк. Женёк, это Дельта. — Я быстро их познакомил. — А что с теми, кто не сопротивлялся?
— Тоже по клеткам распихали. И некоторых на этом... Ритуале... Типа в свои посвятили. — Женёк продолжал с удивлением разглядывать экипировку девчонок. Кажется, они произвели на него даже больший эффект, чем вменяемый жора. А может он просто не мог меня толком разглядеть на фоне солнца.
— Чё за ритуал-то?
Марксист помедлил и с сомнением ещё раз оглядел девчонок. Алина закончила накладывать повязку и принялась паковать аптечку обратно в ранец.
— Говори, они и не такое видели.
— В общем... От тех, кто их нахер послал, отрезали мясо. Заживо. И скармливали тем, кто согласился с ними теперь ходить.
Замерев, Алина медленно перевела взгляд на меня, потом обратно на Женька. И лишь грустно покачала головой. Да. Такое её уже не особо шокирует. Только печалит.
Достав из ранца бутылку минералки, девочка протянула её раненому:
— Вот. Только быстро не пей. Потихоньку...
— Спасибо... — Пацан, кажется, всё не мог поверить своему везению и присмотрелся к моей фигуре. — А вы... Вы вообще кто? Вы взрослый?
— Про Чёрного Жору слышали тут у себя?
Подбитые брови Женька снова взлетели вверх, и он поперхнулся минералкой.
— Значит, слышали... Орда дальше на север пошла?
Откашливаясь, парень покивал:
— Я не видел... Но слышал, что до Балаково хотят дойти. Там же ещё даже электричество есть. На плотине ГЭС. Или на атомной тоже... Не знаю...
— Ещё что-нибудь?
Отпив новый глоток, паренёк перевёл дух.
— Говорят, что там на ГЭС кто-то с кучей пулемётов окопался. Они хотят заставить их сдаться. И потом с этими пулемётами обратно на Саратов идти. Хана своего освобождать.
— Это как же они их заставят? Опять мясом из рогаток забросают? Много надо будет жор, чтобы через пулемёты пройти. Да и на ГЭС ограда покрепче вашей будет, наверняка.
Женёк отпил ещё немного. И покачал головой:
— Не... Хотят... Хотят типа если не сдадутся, атомную поджечь. Чтобы им там второй Чернобыль устроить. Чтоб ни нашим, ни вашим.
Глава 18. Остаток пути
Обратный путь до лодок занял несколько больше времени — не смотря на то, что Женёк упрямо отказывался от помощи, было видно, что идти ему тяжело. И отбили ему не только морду и рёбра — хромал пацан на обе ноги. Вдобавок, остановившись у трупа своего приятеля, он потратил минуту на то, чтобы аккуратно снять с рукава ленту. Под возмущённые крики хохлатой птицы, которую уже во второй раз согнали с насеста.