Я ощупал себя — кажется, нигде серьёзно не ранен. Только чешутся старые царапины. Значит заживают. Одежда вся покрыта запёкшейся кровью. И с лица сыпется…
Обрез! Пусто… Ах, да. Кадет же забрал. Что Егор там шептал… «Ловчие»? И кого они ловили? Вот этих вот несчастных безумцев? А зачем?
Тяжёлый занавес, из-под которого пробивался свет, раздвинулся, открыв ряд вертикальных стальных прутьев. Свет из-за решётки ослепил привыкшие к темноте глаза. И громкий бодрый голос стал различим немного лучше:
— …десять секунд, чтобы вступить в игру. Напоминаю — отказавшиеся на этом этапе будут убиты сразу!
Проморгавшись, я разглядел за массивной решёткой красную цирковую арену, окружённую по периметру сетью. Помню, когда в детстве меня водили сюда родители, такую же сеть натягивали, когда укротители выводили на арену хищников. За сетью на трибунах вроде бы сидели люди. Дети. Они не были освещены, но характерный шум толпы не оставлял сомнений.
На арене в рядок стояли пятеро. Разнокалиберные подростки, но примерно одного возраста — лет тринадцать-четырнадцать. Все одеты в одинаковые оранжевые спецовки — большие, не по размеру. До эпидемии в таких ходили дворники или дорожные работники. Только тогда они не были так густо забрызганы кровью.
Какой-то худощавый ботаник в перемотанных изолентой очках. Сутулая угловатая девчонка — но даже при этом — выше всех ростом. Сосредоточенный плечистый крепыш, но ниже всех минимум на голову. Лопоухий и веснушчатый рыжий паренёк — единственный из всех с улыбкой на лице. И пятый — бритоголовый насупленный парень. Этот чем-то напомнил мне кадетов. Стоп… Да это же…
Я подполз к решётке поближе, насколько позволяла толпа скопившихся около неё жор, и прищурился.
Егор!
Услышав фразу про десять секунд, все пятеро торопливо открутили крышки у небольших баночек, которые до этого сжимали в руках. Запустив в банки свои пальцы, дети вытащили из них какую-то тёмную пасту, мазанули ей себя по лицу и закрыли банки обратно.
…Три… Два… Один… — Голос закончил обратный отсчёт от десяти. — Все игроки вступили в игру!
Невидимые зрители на трибунах восторженно взревели разноголосым детским хором. Я словно попал на ёлку в момент вызова Снегурочки. Только вместо имени внучки Деда Мороза дети скандировали:
— Жо-ры! Жо-ры! Жо-ры!
И жоры вокруг меня пришли в движение.
Похоже, что эта паста на лице игроков была съедобна. Наверное «нутелла» какая-нибудь. Я запаха не чувствую, но окружавшие меня твари явно неспроста возбудились.
— Гло-о-орк! — Радостно протянул ходячий студень позади меня и тоже пополз к решётке.
— Блап! — Решительно заявил мой тощий сосед и двинулся вперёд.
Остальные кучки безмозглых жертв эпидемии также начали не торопясь скапливаться у выхода на арену, рассеяно отталкивая меня с пути и упираясь в прочные стальные пруты.
Радостный голос на арене снова начал вещать:
— По правилам финала, сразу после сигнала игрокам разрешается убивать других игроков. До того, как все жоры будут убиты или после — решать вам, игроки. Победитель должен остаться только один…
Толпа на трибунах снова взревела. Подростки на арене оглянулись друг на друга и тут же разошлись подальше в стороны.
Неожиданно за спиной у меня открылась дверь, и в помещение ворвался луч света. Фонарик пробежался по возбуждённой толпе, скопившейся у решётки, быстро скользнув и по моей замызганной кровью фигуре.
— Штук двадцать осталось… Норм, не надо новых. Пусть начинают. — Услышал я со стороны двери. — О, этот в плаще всё-таки зашевелился… Ништяк, он прям ебанический, не зря везли. Ща весело будет…
И дверь тут же захлопнулась.
Откуда-то сверху послышалась барабанная дробь — наверное на балконе с оркестром всё ещё стояла ударная установка. Дробь постепенно нарастила громкость и закончилась сочным ударом по тарелке. Очевидно, это и был тот самый сигнал, о котором говорил бодрый голос
Одновременно со звоном меди решетка неторопливо поползла вверх. А в центр арены с балкона со звоном высыпался целый набор различных предметов. Которые, судя по всему, предназначались для уничтожения жор. Или других игроков. Тяжёлый колун, внушительный молоток с гвоздодёром на другом конце, блестящая наточенным краем штыковая лопата. И моя коса.
Толпа прокомментировала произошедшее восторженным визгом. А наиболее нетерпеливые мои соседи по клетке начали протискиваться в медленно растущую щель между решёткой и полом.