- Как его провели! - смеялся он недавней истории с посмертным стихотворением Кольцова, присланным в этот журнал и помещенным в нем в качестве любопытной находки. Стихотворение было поддельное, и акростих первых букв каждой строки составлял фамилию издателя и не особенно лестный эпитет к ней{6}.
- Антон Павлович, вы встречались с Л.Н.Толстым?
- Как же, встречался, когда я лежал в клиниках, он был у меня. А раньше я был у него в Ясной Поляне{7}.
Антон Павлович рассказал нам свое посещение Толстого и вспомнил, как Л.Н. тотчас же по их приезде (Чехов был не один, дело было ранним утром) повел их купаться, и первый разговор у них происходил по горло в воде.
Мы сидели на лавочке в конце аллеи. Солнце поднялось и стало греть. Около нас на песке с сосредоточенным видом вертелись две маленькие таксы Антона Павловича - Бром и Хина. Позвали в столовую к чаю. На этот раз в столовой были мы втроем да только что вставшая Мария Павловна. Антон Павлович продолжал разговор о студенческой газете.
- А.П., как вы пишете? Так же по многу раз переписываете, как Толстой, или нет?
А.П. улыбнулся.
- Обыкновенно пишу начерно и переписываю набело один раз. Но я подолгу готовлю и обдумываю каждый рассказ, стараюсь представить себе все подробности заранее. Прямо, с действительности, кажется, не списываю, но иногда невольно выходит так, что можно угадать пейзаж или местность, нечаянно описанные...
Чтобы поспеть на утренний поезд, надо было ехать. Мы стали собираться и хотели пойти искать лошадей на деревне, но А.П. настоял, чтобы ехали мы на его лошади.
- Кучер вас довезет до усадьбы нашего "свирепого" соседа С. Я вам дам записку, и С. даст вам лошадь. На ней вы доедете до Лопасни{8}.
Пока запрягали, А.П. позвал нас к себе в кабинет. Это была узкая продолговатая комната с низкими окнами, очень просто обставленная и аккуратно прибранная. На письменном столе, поставленном поодаль от стен, лежал \360\ французский медицинский журнал. Из окна позади стола виднелся за деревьями прудок. На стене висел странный рисунок "Волшебный театр", похожий на иллюстрацию к Эдгару По. Одинокие руины и кругом лес, тускло освещаемый сквозь тучи луной.
А.П. подвел нас к низенькому шкафу, достал с полки кучку лежавших на ней томиков своих сочинений суворинского издания и предложил нам выбрать, кому что понравится. Мой спутник потянулся к "Хмурым людям", а я - к "Палате № 6"{9}.
А.П. надел пенсне и сел к столу. Лицо его сделалось внимательным, таким, каким он снят на портретах последнего времени. Он спросил наши имена и своим мелким, кругловатым почерком надписал обе книжки, пометил время и место: 97, 16/IV, Мелихово.
Подали лошадь, надо было ехать. А.П. вышел с нами на крыльцо.
- А.П., может быть, в Москве, по пути, завернете и к нам?
- А где вы живете?
А.П. записал наши адреса в книжечку.
- Спасибо. Непременно.
В соседней усадьбе нас приняли очень ласково, и "свирепый" сосед дал нам лошадь, запряженную в беговые дрожки.
Антона Павловича я больше не встречал. \361\
М.М.КОВАЛЕВСКИЙ
ОБ А.П.ЧЕХОВЕ
Печатается по изданию 1960 года, стр. 447.
. . . \367\
А.А.ХОТЯИНЦЕВА
ВСТРЕЧИ С ЧЕХОВЫМ
Конец декабря 1897 года.
Моросит теплый дождь. Море, пальмы, запах желтофиолей...
- Ницца!
Rue Gounod, Pension russe, - веселый голос Антона Павловича:
- Здравствуйте! Хорошо, что вы приехали, за обедом здесь pintade* подают! Завтра в Монте-Карло поедем, на рулетку! (Я приехала из Парижа, в письме Антон Павлович обещал приготовить мне комнату.){1}
______________
* цесарку (фр.).
- Комнаты в большом доме все заняты, вам дают в dependance - маленьком флигеле, во дворе. Здесь живет человек сорок русских, никто из них никогда не слыхал обо мне, никто не знает, кто я! Впрочем, одна дама смутно подозревает, что я пишу в газетах.
Через несколько дней, однако, появились какие-то молодые супруги из Киева, очевидно знавшие, кто такой Чехов.
Комната их была рядом с комнатой Антона Павловича, и через тонкую стенку было слышно довольно ясно, как они по очереди читали друг другу рассказы Чехова. Это забавляло Антона Павловича. Иногда сразу нельзя было догадаться, какой именно рассказ читается, тогда автор прикладывал ухо к стене и слушал.
- А... "Свадьба"... нет, нет... Да, "Свадьба"!
Я нарисовала на это карикатуру и пугала, что он простудит ухо.
Публика в пансионе была в общем малоинтересная. За табльдотом рядом с Чеховым сидела пожилая сердитая дама, вдова известного педагога Константина Дмитриевича Ушинского. Про нее Антон Павлович говорил: \368\
- Заметили вы, как она особенно сердится, когда мне подают блюдо и я накладываю себе на тарелку? Ей всегда кажется, что я беру именно ее кусок.
Напротив сидела старая толстая купчиха из Москвы, прозванная Антоном Павловичем "Трущобой"{2}. Она была постоянно недовольна всем и всеми, никуда не ходила, только сидела в саду, на солнышке. Ее привезли в Ниццу знакомые и здесь оставили. Ни на одном языке, кроме русского, она не говорила, очень скучала, мечтала о возвращении домой, но одна ехать не решалась.
Чехов пожалел ее и вскоре - надо было видеть ее радость - объявил ей:
- Собирайтесь, едут мои знакомые, они доставят вас до самой Москвы!
В виде благодарности "Трущоба" должна была отвезти кому-то в подарок от Антона Павловича две палки. Вообще всем, возвращавшимся в Россию, давались поручения. Антон Павлович очень любил делать подарки, предметы посылались иногда самые неожиданные, например - штопор...
Рядом с "Трущобой" сидели и, не умолкая, болтали две "баронессы"{3}, мать и дочь, худые, высокие, с длинными носами, модно, но безвкусно одетые. Клички давать не пришлось, ярлычок был уже приклеен! Но как-то раз дочка явилась с большим черепаховым гребнем, воткнутым в высокую прическу; гребень был похож на рыбий хвост. С тех пор молодая баронесса стала называться "рыба хвостом кверху". В моих карикатурах начался "роман" - Чехов ухаживает за "рыбой". Старая баронесса препятствует - он беден; она заметила, что в рулетку он всегда проигрывает. Чехов в вагоне, возвращается из Монте-Карло с большим мешком золота, с оружием - штопором - в руке, охраняет свое сокровище, а баронессы сидят напротив и умильно на него смотрят. Чехов в красном галстуке - у него было пристрастие к этому цвету - делает предложение. Встреча в Мелихове: родители, сестра, домочадцы и собаки... Чехов тащит на плече пальму.
- Хорошо бы такую в Мелихове посадить! - говорил он, любуясь какой-нибудь особенно высокой [пальмой].
Свадьба, кортеж знакомых... молодые уезжают на собственной яхте.
Антону Павловичу нравились мои рисунки, он шутил:
- Вы скоро будете большие деньги загребать, как мой брат Николай! Всегда будете на извозчиках ездить!
От других лиц остались в памяти только прозвища: \369\ "дама, которая думает, что она еще может нравиться", "дорогая кукла". Прозвища устанавливались твердо. Если я спрашивала: пойдем сегодня к "Кукле"? Антон Павлович непременно поправлял: к "Дорогой кукле". Эта дама была женой какого-то губернатора. Она была больна, лежала в постели всегда в очень нарядных белых кофточках, отделанных кружевами и яркими бантиками, каждый раз другого цвета. Она скучала и очень просила приходить к ней по вечерам. Чехова читала{4}.
По утрам Антон Павлович гулял на Promenade des Anglais и, греясь на солнце, читал французские газеты. В то время они были очень интересны - шло дело Дрейфуса, о котором Чехов не мог говорить без волнения.
Из России получалось "Новое время". Прочитав номер газеты, Антон Павлович никогда не забывал заклеить его новой бандеролью с адресом Menton. Maison Russe{5} и опустить в почтовый ящик. По утру же неизменно перед домом появлялись, по выражению Антона Павловича, "сборщики податей" - певцы, музыканты со скрипкой, мандолиной, гитарой. Антон Павлович любил их слушать, и "подать" всегда была приготовлена.
Однажды пришла совсем незнакомая девочка-подросток и так серьезно и энергично потребовала, чтобы Чехов позировал ей для фотографии, что ему пришлось согласиться и быть "жертвой славы"! На другой день был прислан большой букет цветов, вероятно от нее, но фотографии не было.