Письма Антона Павловича я получала тайком, через почтовое отделение, до востребования, и делала это потому, что боялась, как бы письмо не пришло в мое отсутствие и не попало бы в недобрый час. Но Миша знал о нашей переписке, и я иногда давала ему некоторые письма на прочтение.
Ты видишь, как они мне полезны. Я пользуюсь его советами...
Ерунда, — говорил Миша. — А я воображаю, какую ахинею ты ему пишешь. Вот что я желал бы почитать. Дай как-нибудь. Дашь?
Нет, я не дала.
И вдруг зашла ко мне сестра Надя и сказала с хитрой улыбкой:
Постарайся прийти к нам сегодня вечером без Миши. Смотри, только без Миши.
Почему? — удивилась я.
А вот увидишь. Знаешь, что я выдумала? Ни за что не угадаешь! «Скучную историю».
Не понимаю.
Ну, «Скучную историю». Ведь ты читала же.
Конечно. Но что же ты могла выдумать?
Помнишь, там: бутылка шампанского, сыр...
Да ты сегодня ждешь... Чехова?
Я чувствовала, как вся кровь бросилась мне в лицо. Надя засмеялась.
Потому я и прошу: приходи без Миши. Даже Сережи не будет, он вернется только к двенадцати, и ужинать мы будем все вместе. Придет еще кое-кто...
У Миши сегодня вечер не свободен, спешная работ а , — сказала я.
Отлично! Будет очень уютно.
Я сказала Мише, что иду «на Чехова». Он нахмурился, но промолчал. Ему нельзя было не пустить меня: это возбудило бы слишком много толков, а он этого боялся.
Антона Павловича не было, когда я пришла к Наде. Она сидела у себя в комнате в капоте и писала. И опять у нее был хитрый вид.
Ты еще не одета?
Успею. Знаешь, Лида, тебе следовало бы делать прическу ниже. Хочешь, я тебя перечешу? К тебе так больше пойдет.
Ни за что не хочу! Ах, Надя! — сказала я смеясь, но с укоризной.
Ничего дурного я не делаю и тебе никогда не посоветую! — вдруг возмутилась Надя. — Жить так, как ты живешь, — нельзя. Помнишь, когда ты стала невестой, я тебе говорила: ты плохо выбрала, Миша тебе не пара. Довольно с него того, что он получил. А он запер тебя в клетку, делает из тебя кухарку. Из таких, как ты, кухарок не делают. Меня это возмущает. Вырвись из-под этого ига! Живи, как должна жить! У тебя столько возможностей, и все он подавил...
Надя! — испуганно вскрикнула я.
Да, не выдержала, высказалась и очень рада. Ты дурно не поступишь, я в тебе уверена, но не уступай того, что принадлежит тебе по праву, не уничтожайся. Это возмутительно!
Надя редко так горячилась, и я была поражена.
Поздно! — сказала я.
И в это время Петр доложил, что приехал Антон Павлович Чехов 9.
Ах, а мне еще надо одеться. — Иди, Лида, займи его.
Я пошла. Он стоял в кабинете.
А как же ваше решение не бывать больше в Петербурге?
Я, видно, человек недисциплинированный, безвольный... У вас расстроенный вид. Вы здоровы? Все благополучно?
И здорова, и благополучно, и все хорошо.
Мы сели к круглому столу, на котором стоял поднос с куском сыра и фруктами. Бутылки еще не было.
Да, я опять в Петербурге... И, вообразите, опять хочется писать пьесу...
Надя вышла не скоро. Мы успели поговорить о театре, о журналах, о редакторах, к которым он меня усиленно посылал.
Петя принес замороженную бутылку.
Вы узнаете? — спросила Надя, указывая на поднос.
Он сразу не понял.
«Скучная история», — напомнила Надя.
Он улыбнулся и откинул прядь волос.
Да, да...
Скоро в кабинет стали входить гости.
А Сергей Николаевич только к двенадцати, — говорила Надя.
Разговор стал общим.
Вдруг я спросила Антона Павловича:
А вы еще не видали Чехова?
Кого? — удивился он.
Чехова. Вы когда приехали?
Я приехал вчера, — ответил о н , — но я сам Чехов.
Я сконфузилась.
Лейкина, Лейкина! — закричала я. — Я знаю, что вы Чехов.
Все засмеялись, а Антон Павлович смеялся и смотрел, как я краснею до слез.
Нет, я еще не видал Лейкин а, — сказал о н . — Ведь вы про Лейкина? Наверно, про Лейкина? Не про кого другого?
Я тоже начала смеяться и вдруг испугалась, что не смогу остановиться и заплачу, и потихоньку вышла из комнаты.
Что это со мной? Как глупо! Это нервы из-за Надиных разговоров.
Когда я вернулась, Чехов встал и пошел мне навстречу. Мы поговорили стоя и как-то незаметно перешли в гостиную.
Расскажите мне про ваших детей, — попросил Антон Павлович.
О, это я делала охотно!
Да, дети... — задумчиво сказал Чехов. — Хороший народ. Хорошо иметь своих... иметь семью...
Надо жениться.
Надо жениться. Но я еще не свободен. Я не женат, но и у меня есть семья: мать, сестра, младший брат. У меня обязанности.
А вы счастливы? — спросил он вдруг.