– Зачем же ты так издеваешься надо мной?
– Я не издеваюсь, я избавляю тебя от иллюзии, – пожал плечами Элрой и потушил сигарету о пепельницу. – Поверь мне, жестокая леди…
– Я тебе не Донна, чтобы ты меня так называл, – резко оборвала его я, но так и не отошла ни на шаг от Мэйта. – И я никогда больше не допущу того, чтобы она заняла место в моём теле и стала к тебе лезть. Я не хочу с тобой больше видеться и разговаривать с тобой, Элрой. Никогда.
Я собралась развернуться, но в этот момент блондин вдруг схватил меня за руку и посмотрел на меня пылающим взглядом – никогда я ещё не видела его таким разозлённым, будто своими словами я причинила ему страшную боль. Или разрушила его иллюзии, как он – мои.
– К этой гибельной развязке меня привёл лишь один просчёт: я не успел вовремя заметить, как из охотника, влекущего в свои цепкие лапы жертву, я сам превратился в побеждённого, в эту слабую жертву. В какой момент появились чужие клыки на моей шее? Когда ты успела так тихо и медленно подкрасться ко мне с грацией хищника? Моя гарпия дарила мне любовь и научила находить наслаждение в боли. Но стоило ли эти чувства целой жизни? Самые прекрасные вещи во Вселенной – под запретом: вкусив однажды запретный плод, никогда не станешь прежним и не вернёшься в свой рай, как бы ты ни молил погрязшего во лжи Бога. Однажды тебя полюбив, я не смог больше без презрения смотреть на других женщин, и вовсе не потому, что ты лучше их, нет. Но в твоей природе есть нечто тебе одной свойственное. Ни в ком доброта, граничащее со злостью и пороком, не бывает так привлекательна! Твои сломанные крылья, оголённая душа, одетая в слёзы – это всё ты, такая жестокая и изящная. Знаю, ты винишь меня, что пришлось находить спасение самой, превратившись в холодного хищника. Я виноват, прекрасно знаю, что виноват. И ты наказываешь меня – ты кусаешь, кусаешь, кусаешь. Проливаешь мою кровь на землю, смеёшься, впиваешься когтями, в иной раз хочешь поцеловать, а мне всего лишь остаётся упиваться благодарностью к тебе. Но позволишь почувствовать тепло своего тела вновь – я буду жаден, вцеплюсь звериной хваткой, как учила ты меня. Но скажи, скажи мне, как, играя жертву, ты стала палачом? Я готов проливать реки крови, смотреть, как погибает целый мир, но ты не хочешь этого больше. Уже не хочешь. Неотвратимость моей мучительной гибели близка, наше расставание уже совсем скоро, но я всегда буду слышать нежный шёпот твоих слов. «Я знаю, кто ты. Ты моя девочка, я люблю тебя»12.
Он быстро развернулся и поспешно вышел из зала, оставив меня гадать, кому предназначались его слова – мне или Донне. Но с его уходом на сердце стало как-то легче, а в голове – чище, точно надоедливая чёрная мысль наконец-то нашла способ, как превратиться в белый цвет и слиться со всеми остальными.
– Делора…
Я так резко повернула голову в сторону Джозефа, что у меня хрустнула шея. Этот голос… такой красивый, так полон любви, сожаления и добра… и совершенно лишён всей той жестокости, с которой парень убил Хэмфри, а затем подстрелил меня целых два раза. И взгляд такой же чистый… вот только я теперь не видела в нём ничего, кроме своей боли и крови.
– Я тебе никогда не прощу тебе того, что ты со мной сделал, Джозеф. Никогда. Ты во всём виноват.
И кинув взгляд на молчавшую Филис, я медленно вышла из зала вместе с Мэйтом, которого я не собиралась бросать в этот трудный момент. Да и мне самой было всё это слишком тяжело: ни проходило ни одного дня, чтобы ничего не случалось. И когда всё это началось? Казалось бы, совсем недавно, но это длилось уже больше трёх недель.
И всё из-за всемирной катастрофы.
В голове до сих пор всплывали эти жуткие картины: дома рушились, как спички, люди один за другим вспыхивали огнём, стрельба и взрывы стали такими привычными для ушей, что уже не вызывали никакого ужаса. Но страх всё же оставался – сколько бы смертей ты ни видел бы, со своей собственной смириться было всё равно страшно. А со смертью самых близких – ещё страшнее. И поэтому… я не желала никому смерти. Ни своим друзьям, ни отцу, что остался единственным моим родственником, ни Филис, ни даже Элрою, ни тем более Джозефу, как бы последний со мной ни поступал. Все они в той или иной степени мне были дороги, как бы некоторых из этих людей я сейчас ни не любила или ненавидела. В какой-то период моей жизни все эти люди принесли для меня свою любовь или поддержку: Ричелл и Ченс теперь мои верные друзья, Филис – девушка, которую я очень любила; Элрой мне помог понять саму себя, какими бы жестокими методами он ни пользовался; отец какое-то время меня не трогал и дарил мне классные подарки на дни рождения, когда я была совсем маленькой – теперь я это вспомнила; а Джозеф…
12
Джон Уэйн, актёр. Прежде чем умереть, 72-летний актёр, которого называют «королём вестерна», нашёл в себе силы в последний раз объясниться жене в любви, сказав свои последние слова.