– Может, потому что она ничем не напоминала меня? – выразила свою догадку я.
– Возможно. Но… ты не обижена? Не сердишься? Не…
– А разве на это похоже? – тихо рассмеялась я, подставляя лицо лучам солнца и прикрывая глаза. – Да, это было неожиданно с твоей стороны, да и сама Филис этого не ожидала, если учесть её ориентацию, но это не вызывало во мне ни капли ревности, ведь ты это имел в виду. Наоборот, это принесло мне ещё больше счастья.
– Правда? – с надеждой расслабился Джозеф и ещё сильнее покраснел. – Я никогда до этого не целовал Филис, потому что знал, что она любила тебя.
На этот раз пришёл мой черёд испытывать неловкость.
– А ты не злишься на меня за это? Или на Филис?
– Что за глупость, – фыркнул Джозеф. – Любовь не выбирает, кого любить, а кого нет. Она не знает, кого можно любить, а кого нет. И ей совершенно без разницы на мнение людей, их правила и моральные ценности. Любовь способна лишь появляться в человеке, как огонь на спичке – и гореть, гореть, гореть, пока не потухнет. Но бывает и так, что любовь горит вечно. И такая любовь у нас троих: я, ты и Филис.
– Именно Филис нам и не хватало во время наших отношений, – честно сказала я, с благодарностью глядя на спящую девушку, и поцеловала её в висок, на что она что-то забормотала во сне.
– Она часто рисовала тебя.
Джозеф вдруг ловко закинул руку под кровать и достал оттуда немного пыльный альбом с бесчисленными рисунками. Я взяла его в руки с таким ощущением, будто трогала что-то святое, и аккуратно раскрыла его. А внутри – моё лицо. И на следующей странице тоже, но уже с другого ракурса. И дальше – везде я. Сидя, стоя, лёжа, у доски, с книгой в руках, с улыбкой или с нахмуренным выражением лица – краски сменяли друг друга, а рисунки, казалось, становились всё красивее, хотя каждый из них я могла назвать шедевром и повесить себе на стену. Ничего прекраснее я в жизни не видела, но меня восхищала не красота своего лица, а мастерство Филис и то, с какой любовью и нежностью она рисовала меня. И от этого в сердце неожиданно загорелась такая любовь к ней, что глаза стали влажными от счастья.
Боже мой, разве возможно так сильно любить сразу двоих человек?
– О, и ты тут есть, – слегка дрожащим от волнения голосом обронила я.
Взяв у меня альбом, Джозеф внимательно рассмотрел несколько рисунков, и я удивилась, как чётко Филис передала контуры его пятен Витилиго, его лохматые кудри, когда они ещё были значительно короче, и его глаза, всегда так по-доброму смотрящие на мир. И меня поразило, что Филис рисовала Джозефа с такой же нежностью, как и меня: об этом говорили её штрихи карандаша, слои красок, тщательная передача цветов и многое другое, будто таким образом она хотела поблагодарить Джозефа за его помощь и поддержку.
– Даже удивительно, что я никогда не ненавидел свою внешность, даже когда появились первые пятна, – заворожённо глядел на рисунки он, лаская их большим пальцем. – Возможно, это потому, что я был сильно похож на отца своими каштановыми кудрями, хотя голубые глаза передались мне от матери. Возможно, это ещё потому, что отец недолюбливал Элроя за то, что тот внешностью больше пошёл в свою мать, чем в отца, а я этим так глупо гордился. Но с другой стороны, эти пятна… я читал много историй, где такие же, как я, сначала стеснялись этого или даже ненавидели, пока в какой-то момент не принимали себя такими, какие они были. А вот я… с самого начала принял всё так, как есть. И это даже удивительно с моим диагнозом…
– Потому что ты – это не только твой диагноз, Джози, – неожиданно пылко сказала я, схватив его за плечи. – Потому что ты – самый замечательный человек, которого я знаю. Не надо слушать людей, которые вешают на всех ярлыки с болезнями. Ты контролируешь это, понимаешь? Это всего лишь небольшая часть тебя. Совсем маленькая. Это далеко не весь ты, Джо.
– Ты и вправду так считаешь? – наивно спросил он, показавшись мне в этот момент совершенно беззащитным.
– Да. Ведь я тоже страдаю своим диагнозом, но при этом максимально стараюсь быть самой собой. А Филис? Она порой вообще кажется сумасшедшей. Но благодаря тебе, мне и немногим другим людям она пытается контролировать своё безумие. А ты? Ты даёшь иногда своим страхам и сомнениям взять над собой верх, но ты отчаянно хочешь остаться самим собой. Наши диагнозы не определяют нас. Мы – это только мы.
Джозеф прерывисто выдохнул.
– Спасибо тебе за эти слова.
– Я понимаю, что тебе нужна сейчас поддержка, ведь ты столько всего пережил…
– Но и ты тоже, – упрямо напомнил он. – Тебе тоже нужна поддержка, ведь совсем недавно в тебе сидела другая личность…