– Вполне… хорошо. Некоторым было и вправду интересно послушать, но многие скучали и всё пропускали мимо ушей. И вообще, не думаю, что кто-то понял, что эссентизм – это всего лишь начинающая свой путь философская концепция, развитие которой значительно осложнилась смертью её создателя. Слишком мало людей к нам присоединилось, а если бы я случайно не наткнулась на группу эссентизма, то и ты с Джозефом об этом не узнали бы и не стали бы мне помогать с докладом и много с чем другим. Мне обидно, что сейчас… хотя ладно, вернее будет сказать даже пару месяцев назад, людям не до философии: работа, учёба, семейные проблемы, тусовки и так далее. Сейчас никому не нужно выстраивать своё собственное мировоззрение – многие просто пичкают себя чужими мнениями и плевать хотели на саморазвитие. Только студенты, учащиеся в каких-нибудь филологических институтах, способны мыслить самостоятельно и видеть этот мир намного глубже, чем его видят другие. Или такие одиночные умные люди, как я, ты и Джозеф. И это огорчает, правда. Мне очень хочется, чтобы эссентизм получил развитие и хоть какую-то известность, но зная, что происходит сейчас в мире… Такое тем более невозможно.
– А я думал, что дела обстоят лучше, – всё же разочаровался Хэмфри, хотя до этого с тихим восхищением слушал меня.
– С чем? С эссентизмом или миром?
– И с тем, и с другим, – неохотно признал он, явно слепо надеясь на лучшее. Собственно, как и каждый из нас.
Я не удержалась от ядовитой усмешки.
– Надежда – удел абсолютно человеческий. Всегда ждёт того момента, когда все сдохнут, и только после этого умирает последней. Живучая тварь.
Хэмфри нахмурился на мои слова, но ничего не ответил, а начал сверлить строгим взглядом свой нож, заляпанный частичками овощей.
– Так ты поможешь мне? – через несколько секунд спросил наконец он.
– Хэмф! Помоги мне, пожалуйста! Хэмф!
Голос Олин раздался совершенно внезапно, как и грохот в соседней комнате, словно что-то упало. Или кто-то. Но Хэмфри не собирался спешить на помощь: ещё больше нахмурившись, он сжал нож и сделал несколько аккуратных движений, стараясь как можно лучше нарезать капусту.
– Нет.
– Что нет? – не понял мальчик, в недоумении заглядывая в мои глаза.
– Я не стану тебе помогать, – твёрдо заявила я, вставая из-за стола.
Брови собеседника от удивления поднялись выше очков.
– Почему?
– Ты ведь не помогаешь своей сестре. Да и брату, собственно, тоже.
– Причём тут это? – ещё больше растерялся Хэмфри, почти выронив нож из рук.
– Мы живём в такое время, когда каждому человеку очень важна поддержка – и не только физическая, но и моральная. Мы живём в такое время, когда человек может умереть в любую секунду. Мы живём в такое время, когда надо забыть все обиды, все ссоры, все неприятные эмоции по отношению друг к другу. Потому что если человек внезапно умрёт, если это будет твой близкий, то что от него останется? Какие воспоминания о нём будут, какие мысли и чувства? Ведь чтобы преодолеть боль, нужен свет – а это хорошие, радостные, тёплые воспоминания об умершем. А что останется у тебя об Олин, если она вдруг умрёт? Или что останется у неё о тебе? Ссоры, игнорирование, безразличие? Или всё же можно как-то всего этого избежать и сделать счастливых моментов как можно больше?
– Ты… предлагаешь помочь Олин и… сблизиться? – впервые Хэмфри настолько потерял всю свою уверенность, что сейчас ли не дрожал от переполняемых сомнений.
– Да, – понимая, что говорила до этого довольно жёстко, кивнула я головой, но ничуть не жалела о сказанном.
– Но ведь всё это приносит боль, – он вдруг жалобно поджал губу. – Я прекрасно понимаю, что воспоминания после того, как кто-то близкий умер, очень важны, но боль – сильнее, чем воспоминания. Так может, стоит просто сделать так, чтобы потом как можно меньше чувствовать боли? Может, стоит как раз-таки отделиться друг от друга, сталь более равнодушными друг другу, чтобы потом не было так больно…
– И так бы оно и получилось, но проблема в том, что для этого нужно очень много времени, которого сейчас нет уже у очень многих, – прямо сказала я, не жалея своего собеседника и собираясь быть жестокой, но честной. – Пойми, Хэмф, от боли не убежишь. Боль – самое важное чувство для людей. Именно она даёт им человечность. Даже самые злые люди могут склониться перед болью и выйти на свет. Равнодушие убьёт тебя рано или поздно, Хэмф, а вместе с тобой в могилу заберёт и Олин, и Джозефа, и маму.
– И тебя? – очень тихо спросил он, глядя на меня мокрыми глазами.