Я подняла на неё тусклый взгляд, тогда как сама сгорбилась от слишком большой тяжести чужих слов. Так влажно на душе, точно тонны воды беспощадно выливалось с ядовитым дождём: всё тонуло, гнило, прижималось к холодной земле – могила звала к себе, смерть шептала на ухо утешительные слова, слабость брала верх над полуживым телом. Чужая история жизни оставляла синяки на теле, тяжесть давила на шею, потерянность и незнание, что делать, ранили сильнее кулаков.
– Меня?
Тория выглядела глубоко несчастной, но тщательно это скрывала за маской высокомерия и моральной силы. И так умело это скрывала, что сама в это верила.
– Я боюсь в неё влюбляться вновь, ведь тогда я разобью ей сердце не только неумением нормально любить, но и тем, что Филис встанет перед выбором: продолжать тщетно любить меня или найти счастье вместе с тобой. Но ведь ты тоже занята, у тебя есть Джозеф…
Я мгновенно похолодела и поспешила скрыться в своей комнате, оставив Торию в коридоре со своими мыслями, воспоминаниями и мучениями то ли совести, то ли лживой гордости. Голова раскалывалась от слишком большого количества мыслей, страхов, вопросов; мне отчаянно хотелось заглянуть одним глазком в будущее и узнать, какое же решение я приняла, чтобы сейчас так не страдать самой; мне до невыносимого жжения в груди хотелось свалить все проблемы и ответственность на кого-нибудь другого, чтобы тот принял за меня решения и дал готовый ответ – правильный, от которого никому не будет плохо. Но в этой маленькой черепной коробке в данный момент я оказалась совершенно одна – один на один со своим хаосом из мыслей.
Я думала над тем, что правда об отношениях Тории и Филис лишь усугубила моё положение: теперь я точно знала, что Филис была влюблена в меня очень давно и очень сильно, и её желание затмить боль от прошлой неудавшейся любви и страх разочароваться вновь ещё сильнее торопили меня что-то срочно решить. Но что? Как мне быть? Что делать? Что сказать? Филис не разговаривала со мной с тех пор, как я на глазах у неё убила трёх человек. Как только она меня видела, то тут же отводила взгляд и пыталась где-то скрыться – и это оказалось так больно, что я со всей своей чёрствой душой раскаялась за содеянное. Но давить на Филис и просить личного разговора я так и не решилась: видела, ей нужно ещё время. А мне? Мне тоже оно нужно было, как бы с каждым новым днём я всё больше ни скучала по Джозефу и по тому времени, когда всё ещё было хорошо. Человек ценил свою прошлую спокойную жизнь только тогда, когда от неё оставался лишь прах.
Скоро и от меня останется лишь прах.
Руки дрожали, когда набирали знакомый номер телефона, но Мэйт вновь не отвечал. Он не появлялся в сети с того момента, когда я с ним в последний раз разговаривала, не отвечал на звонки, ничего не писал мне, и я с ужасом думала, что его, возможно, уже не было в живых. Ведь он мне не говорил о том, оказался ли он заражён или нет, как и я ему об этом не говорила, но сейчас это маленькое недоверие или даже недосказанность не имело значение: мне отчаянно хотелось с ним поговорить, отчаянно хотелось попросить у него помощи, отчаянно хотелось поделиться своими проблемами. Я переживала за него, боялась, что Мэйт погиб, мечтала с ним встретиться и крепко обняться – но пустота сейчас меня окружала, мрак и тьма, в которой хотелось раствориться.
И плакать.