– А, читаешь! Где доклад!? Почему трап грязный?! Почему мусор в обрезе!? Доложите инструкцию!…
Но дневальный не растерялся и все, что приказал ему офицер, выполнил без лишних слов.
Предпринятая Климовым покоечная проверка матросов тоже дала сбой. Все были на месте. Раздосадованный Климов поплелся к себе в каюту.
– Ладно, еще не вечер! – рассуждал он, – После трехчасового развода вахты снова «нырну».
Однако «пикирующего Климова» в 1-ом артдивизионе уже ждали и подготовили «взлетно-посадочную полосу».
Нижняя треть поручней трапа была натерта хозяйственным мылом. А на коврике у трапа был поставлен большой обрез с мыльной водой. Дежурная лампа была выключена, горел лишь ночник мягким синим цветом.
Когда Климов заскользил на мыле, голова его в фуражке как раз попала в середину обреза.
Дневальный по кубрику стоял над командиром ЭТД и со смеющимися наглыми глазами притворно причитал:
– Ах! Товарищ капитан 3 ранга, я делал приборку, устранял ваши замечания, мыл трап! А тут вы так внезапно! Виноват, что так получилось…
Климов, отплевываясь и отряхивая грязь с фуражки, молча вышел из кубрика.
На утреннем построении Климова подозвал к себе командир БЧ-5.
– Климов! Чем вы занимались на дежурстве? Почему не доложили! Или вы не в курсе!? У вас в 3-ей электростанции дежурный по низам выявил групповую пьянку!! Вы что – больны? Или где???
НА РЕЙДЕ
В каюте командира дивизиона живучести легкого крейсера в кресле за столом сидит старшина трюмной команды мичман Еремин. Солнечные лучи падают через иллюминатор на его голову и плечи. Морской бриз порывисто врывается в каюту, шелестит бумагами на столе, ворошит русую челку аккуратного полубокса старшины. Пальцами правой руки Еремин все время перебирает и поглаживает свои жидкие рыжеватые усы, отпущенные для солидности.
Напротив, закинув ногу на ногу, развалился на потертом кожаном диване командир машинной группы капитан-лейтенант Виноградов. Лицо у Виноградова бледное, сонное и помятое, как помяты и погоны на синей форменной куртке. Он лениво покачивает ногой и разглядывает жидкие усы старшины.
– Ерема! Сбрей усы! – скрипучим голосом тянет Виноградов, – Они глупят твое мичманское обличие! Ты на себя в зеркало смотрел?
– Товарищ капитан-лейтенант, – горячится Еремин, – Не надо трогать мои усы! Уставом не запрещено ношение усов!
– А я и не говорю что запрещено. Я говорю, что глупят, особенно за этим столом! Почему ты здесь? Твое место на одну палубу ниже!…
– Товарищ капитан-лейтенант, командир ДЖ, уходя в отпуск, оставил за себя – меня! И у командира БЧ-5 лежат мой и его рапорты о передаче обязанностей!
– Ерема! Ты должен понять! Из тебя никак не может выйти командир ДЖ! Потому что ты – мичман! Мич-ма-ню-га! – по слогам тянет Виноградов флотский неологизм, вкладывая в него все свое пренебрежение и сарказм.
– Давайте пригласим сюда командира БЧ-5, пусть он подтвердит мои слова! – слегка теряясь, говорит старшина.
– Ерема! Не суетись! Командиру БЧ-5 не до тебя! Я знаю, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!! Командиром ДЖ буду я! И в этой каюте буду спать я, а не ты! Понял? – Виноградов поднял глаза на Еремина, пытаясь по выражению лица мичмана определить результат своих слов. Не спеша достал из нагрудного кармана пачку «Беломора», вытряхнул из нее папиросу, размял между пальцами и постучал мундштуком по краю стола.
– Товарищ капитан-лейтенант, я еще раз вам объясняю, что командир ДЖ я! Я принял его обязанности и отдан приказом по кораблю!
– Ерема! Я все прекрасно понимаю! – прикуривая от бензиновой зажигалки папиросу и делая глубокие раскуривающие затяжки, тихим голосом тянет Виноградов. – В приказе не сказано, что мичманюга должен занимать каюту на верхней палубе с иллюминатором, да еще с видом на город.
– Товарищ капитан-лейтенант! В этой каюте документация и телефон! – повышает голос Еремин, подкрепляя весомость выдвинутых аргументов движением руки в сторону стопки документов и телефона. – Они мне нужны для работы.
– Ерема! Все это ерунда и чушь собачья! – выпускает серую струю дыма в лицо старшины Виноградов. – Я командир ДЖ!
– Нет, я командир ДЖ! – привстав из кресла и упираясь в столешницу сжатыми кулаками, зависает над оппонентом Еремин…
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – парирует Виноградов, с удовольствием отмечая про себя, что наконец-то «достал» сослуживца.
– Нет, я командир ДЖ! – повышает до крика голос Еремин и еще больше зависает над развалившемся на диване офицером.
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – дразнит Виноградов, суживая глаза и наблюдая за реакцией взбешенного мичмана.
Громкий стук в дверь заставляет обоих спорщиков повернуть головы. В просвете двери появляется фигура дежурного по низам мичмана Хлопова.
– Кто командир ДЖ? Топит помещение кормового «пожарника»! – взволнованной скороговоркой выпаливает Хлопов, переводя взгляд с Виноградова на Еремина…
– ОН!! – резко сбросив ноги на палубу и уткнув указательный палец в грудь Еремина, злорадно подводит итог спора Виноградов. Его лицо с зажатой в углу губ папиросой светится полной удовлетворенностью, смятая кожа лица разглаживается и розовеет…
В ЗАСАДЕ
– Не «барабашка» же завелся? Это кто-то из своих!… Не знаю, на кого и подумать! – рассуждал мичман Эсик, вертя в руках пустую плоскую охотничью флягу.
– А кто-нибудь знал, что ты в шкафу эту фляжку держишь? – мнимо-сочувственно интересуется сослуживец Эсика мичман Балабанов.
– Да есть тут один!… Помнишь, мне нужно было вещи перевести, так я с Бубликом договорился, у его тестя «Волгарь» с прицепом. За одну ходку управились! Вот и пришлось три дня к ряду выставляться.
– Так ты думаешь – он!? – чешет затылок Балабанов и хитро улыбается.
– Да нет! Но у него язык-помело. Хоть я ему и говорил – ни гугу – никому! Да, наверное, растрепал! – рассуждает Эсик, – Все же завидуют! Знают, что я на «шиле» сижу и имею возможность по фляжке отливать. Вот видно кого-то и заело?… Но как? – обводит взглядом каюту Эсик, – Ключ от каюты у приборщика я отобрал! Каюту, когда иду на доклад к помощнику, закрываю на ключ! Прихожу – фляжка пуста! И это уже во второй раз.
– А когда из отпуска выходит твой каютный сосед?! – интересуется Балабанов и снова хитро улыбается.
– Через две недели! Да, он сейчас к родителям подался на Херсонщину!… И при чем тут он?
– Да, я так, к слову… Я бы на твоем месте организовал засаду! – заговорщески, перейдя на шепот, резюмирует Балабанов.
– Это как? – вопросительно смотрит Эсик на Балабанова…
– Угости сигареткой – расскажу! – хитро подмигивает Эсику Балабанов.
– Только – без дураков! – настораживается Эсик, протягивая пачку «БТ» Балабанову.
– Можно я две возьму, одну на после обеда, хорошо? – заискивающе просит Балабанов.
– Ладно, не тяни. Что за засада? – нетерпеливо заерзав на стуле, вопрошает Эсик.
– Значится так! – Балабанов встает со стула, делает глубокую сигаретную затяжку и театрально отводит руку с сигаретой в сторону, – Коль скоро дважды слили спирт, будет и третий. Так сказать – вор входит во вкус! Покажи, в каком отделении ты держал флягу?…
Эсик подходит к каютному шкафу, и открывает дверку в свое отделение.
– А что – вполне! – продолжая театрально изображать из себя крейсерского Пуаро, интригует Балабанов.
– Что вполне? – заглядывает в свой шкаф Эсик и непонимающе-вопросительно глядит на Балабанова.
– Вполне вместишься!… Шкаф глубокий. Правда – узковат. Но и ты у нас не Геракл. Для шкипера – сойдет! – критически осматривая щуплую фигуру Эсика и оценивая объем платяного шкафа, констатирует Балабанов, – Все лишнее из шкафа – вон! Возьмешь дубину потяжелее и замрешь!
– Ну, ни фига себе! Сидеть в шкафу!… А если он не появится! Придумай что-нибудь поумнее! – разочарованно машет рукой Эсик.