– С вашего п-а-а-зв-а-л-е-ния? Ложечку?… – это наш «мальчик» двухметровый, Сереженька Пышкин, начальник «первой». Ему трусики старшина подбирает распоследнего размера – не налазят – ляжки мешают. Приходится штыкножом с боков подпарывать. У Сережи своя индивидуальная ложечка. Не в силу личной гигиены, а токмо сообразно аппетиту. Она у него размером – как малая саперная лопатка. Р-р-раз! И нет полбаночки! Еще раз…
– Сережа, имейте совесть! А… поздно… Проглот вы, батенька. Вас легче пристрелить, чем прокормить, любезнейший…
– А я чё? Другие вон чё, и то ничё…
– Братцы, а может сальца? («Витамин Це – винЦе, сальЦе…»)
– Сальца?… Блин, час ночи. И сальца… Ты – изверг! Это невозможно. Это негуманно, в конце концов! Это абсолютно нездоровый образ жизни… – пауза – А-а-а… давай! Устроим холестириновый шабаш! Сало, цибуля и… горилка…
Я нарезаю сало – вот оно, «дымится»: сочное, бледнорозовое, тонюсенькими ломтиками на блюдечке, с голубой каемочкой. Все уже в слезах и соплях, истекают слюной. Ах, как хочется! Ну же!… Подцепляешь ножичком его и в рот…
– Сынок, ты чего это тут?…
Открываю глаза – ба! Я стою в трусах у раскрытого холодильника. В одной руке шмат сала, в другой – горбушка «бородинского». Рядом – мама, смотрит на меня в недоумении, слегка ошарашенно.
– М-м-м… – мычу я с набитым ртом.
– Ты, может, не наедаешься, сынок? Я, может, невкусно готовлю? Или мало?… – И уже совсем почти обиженно, – Ты б сказал – я б тебе сделала – чего хочешь! Хочешь – пельмешки? Или рыбки… Судачка тебе пожарить?
Прости меня, мама…
Ну, как тебе объяснить, мама, что не голодный я. И не «лунатик». Просто привычка это – «оживать» ночью. Выделение желудочного сока к ночному доппайку. Рефлекс филина.
Не отпускает меня та, «прошлая» жизнь.
Снится…
НАС ТАМ НЕ БЫЛО…
Когда господин Громов, наш самый Главнокомандующий самым Ограниченным контингентом самых Советских войск в Афганистане 15 февраля 1989 года заявил, честно и мужественно глядя в многочисленные телекамеры, что «за моей спиной не осталось ни одного российского солдата», мы долго смеялись. Последний объект пограничников выходил из Афгана в июне.
Но нас там «НЕ БЫЛО» с самого начала…
Пограничников перед отправкой «за речку» заставляли перешивать зеленые погоны на красные, армейские. А в газетах, описывая действия наших пограничных подразделений в Афганистане, всегда писали – мотострелки…
Но нам это все было «по барабану».
Тем более, что там, за «речкой», наши офицеры и солдаты в принципе не носили погон. И вообще, строй закордонных «погранцов» перед выходом на операции скорее напоминал строй тех же духов. Только почему-то русоволосых и красномордых. А наши «переводят» [3] – таджики, туркмены, узбеки – так вообще – одно лицо! Моджахеды, блин…
Мы ходили на операции в выклянченных у армейцев «лифчиках-разгрузках». Мы ездили на технике, где зачастую стояли движки, снятые за ящик тушенки с армейских БэТээРов. Мы курили сигареты «Охотничьи», «разлива» 1942 года. Мы ели «кильку в томате» – это была наша «красная рыба»… Во всем ограниченном контингенте мы были самыми «ограниченными». В смысле снабжения, друзья, в смысле снабжения… По сравнению с «Красной армией» – так мы были просто нищими, господа!…
Подъезжаешь, бывало, к куче всякого «добра», лежащего в навал у дороги. Рядом под маск-сетью сидят «красные» полковники. Дуют «холодный чай» в последнем километре перед границей. На выход, господа, на выход! «Мы уходим с Востока»… Прости-прощай, «ридна афганщина»…
Что за «добро», вы спросите? И я вам отвечу! «Добро», мои драгоценные сограждане – это разный военный «хлам». Очень часто основными в «хламе» были, например, боеприпасы. Са-а-амые различные. «Неучтенка» – это она в Афгане в порядке вещей. А в Союзе – криминал, статейное дело. Помимо боеприпасов – масса других полезных на войне вещей: ящики, коробки, банки-склянки, «шмотье» интендантское, железяки всякие. «Хлам» в общем…
А почему, собственно, вы спросите, все это в куче у дороги? А потому, недогадливые вы мои, что на «выводе» армейские колонны очень часто «рвали нитку» [4] без таможенного досмотра. И бойцы с офицерами сидели сверху на броне (помните кадры телевизионных программ?) не просто так, для истории. А потому что внутренности славных армейских боевых машин были под завязку набиты другим «шмотьем» – японской аппаратурой, афганской и пакистанской мануфактурой и прочей малайско-сингапурской фурнитурой… Отсюда и кучи у дороги: лишнее дерьмо – в сторону! Освобождаем место для ценного багажа!
А чтоб вверенное, пусть даже и неучтенное, военное имущество не досталось врагу…
– Товарищ полковник, а можно мы тут себе чего-нибудь повыбираем?
Над красным носом мутные глаза сразу превратились в узенькие щелочки-триплексы (Ха-ра-шо идет «холодный чай»!):
– Ты х-х-хыто… такой? (ик-а…)
– Лейтенант Рябуха, пограничники мы, товарищ полковник.
– Ух, бля (ик-а…), а вы-то здесь как? Ну, впрочем, уже не важно. Значит так – у вас (ик-а…) есть полчаса – забирайте все, что хотите! ВСЕ! Что хотите… (ик-а…) Но через полчаса мы (ик-а…)… Мы эт-то все… взо-о-рве-о-м к такой матери!! Понятно вам, ле-й-те-нант?!!…
Голь перекатная! Пограничники, спецвойска… Но нам и это было «по барабану»! И проезжая шлагбаумы армейских комендатур, на вопрос «Кто такие?», мы всегда гордо ответствовали:
– ПОГРАНИЧНИКИ!… Ну чё вылупился?
– Пограничники? А… это которые на одном БТРе за бандами гоняются?
– Сам ты гонишь, муфлон, крыса тыловая,! Стоишь тут ишаком, шлагбаум в чистом поле охраняешь от «зям-зямчиков» [5]! «Шуруп» [6], еб-т… Открывай-давай!… Шнеллер, брат, тыз-тыз [7]!…
И в своей 200-мильной зоне мы действительно «гоняли» духов. Гоняли строго по делу, не особенно вмешиваясь в их внутренние распри. И жестко, а порой и жестоко, пресекая их любую возню, угрожающую Священной и Неприкосновенной (так и тянет сказать – Поднебесной…) Границе. Так же, как и весь остальной «ограниченный контингент», теряя людей…
Но нас там «НЕ БЫЛО»…
Коля Овчаренко, начман четвертой, с утра пораньше проводив рейды, решил прикорнуть. Как он любил говорить – «минут шестьсот». Начштаба с замполитом играли в шахматы. Партия шла с перерывами вторые сутки.
– Василич, пардон, можно я перехожу?
Василич – наш начштаба или коротко «эН-Ша» – задумчиво:
– Можно, Веня, можно. Не вопрос. За литр – все можно…
– Василич, exuse moi, не томи, ходи давай! А, кстати, слышал? Мишин-то опять в рейд в сланцах уехал.
– В сланцах говоришь? М-да… Негодяй, однако… Пожалуй на G7, вот так. А походную «ленкомнату» он взял?
– Взял.
– Ну вот, видишь, «руководящая и направляющая» обеспечена. Значит? Значит твоя совесть чиста, а жопа – прикрыта. А по мне – пусть он хоть в плавках в рейде ходит – лишь бы люди были живы и боевая задача выполнена… Шах!… Партию и мирную беседу прервал дежурный.
– Товарищ майор! Там с шестого поста доложили, какая-то «шишига» [8] «вылупилась» со стороны Хайрабада. Новенькая совсем, вариант для минбатра [9]. Ну, для «Василька» [10] такая… Вылезла из-за сопочки и встала. Чё делать-то?
– Далеко?
– Километра полтора-два.
– По радио запрашивали?
– Запрашивали. Молчит, сука.
– Так. А сигналов визуальных никаких не подает?
– Никак нет. И наших там нет. «Соседей» я тоже запрашивал. У них в этом районе тоже никого.
– Ясно. У местных аборигенов такой техники нет? Нет. Наших там тоже нет. Значит что? Значит – духи! Та-ак… Та-ак… Надо дяде Коле доложить…
Николай Иваныч вышел не в духе: