– Ага, помню. Я еще потом феназепам глотал, чтоб закемарить…
– Ну, вот. Короче, прокрутился часов до двух, потом думаю – пойду прогуляюсь, заодно и кал метну. Встал и потопал на очко. Еще подумал – фиг ли туда топать, можно и на свежих воздусях присесть. Так ночь, как назло, лунная была – там же хоть газету читай, когда полнолуние, видно все вокруг за десять километров. Пришлось к контейнеру топать. И вот только подошел, как сейчас помню: свет лунный на крайнее очко падает, а остальное все в темноте. Только я к этому очку подошел, как – фигак! Из очка одна рука высовывается с фонарем, во второй – пистолет с глушителем, и следом – такая морда в маске! Ну, бл-лин! Я там чуть не обделался, ей-Богу. Такая мысль дикая мелькнула: наверное, духовский диверсант по кяризам до нашего очка докопался. Я так рефлекторно ногой замахнулся – хоть по морде его пнуть, если успею! А он из-под противогаза гундосит: э-э, стой, это я! Кто ты? – спрашиваю. Да я это, Вовка, – отвечает. И руку протягивает, всю в говне – помоги вылезти, говорит! Щас, говорю, разбежался. Какого хрена там забыл? Да так, говорит, было одно дело…
– А я на засаде один раз шуганулся капитально. Ну, вы помните, да? Самое трудное – это на место засады выйти, чтоб местные не заполянили.
– Ну, ясен перец: только из ППД на броне тронешься так сразу пошла сигнализация по хребтам: ночью – фонариками, днем – зеркальцами, дымами…
– Ну, вот. Мы уж по-всякому извращались: и на духовских машинах выезжали, и в афганских шмотках, и с колонн спрыгивали… Раз сработает – и все, на следующий раз они уже научены.
– Мы, помню, пробовали пехом выходить. Сперва проехали по маршруту на броне и заложили тайники в развалинах всяких. Ну, воду там, жрачку – чтоб на себе не переть. Планировали как: ночами будем идти от тайника к тайнику, а днями в развалинах этих отсиживаться. Ну, суток за трое и дотопаем до места.
– Получилось?
– Да хер там. До первого тайника дошли – а его уже какие-то хорьки местные разрыли. То ли шакалы, то ли кто – следов до фига всяких было. РДВ с водой все прогрызены, сухпаи все раскурочены. Только сгущенка осталась, там банки попрочней были. А тушенку всю разгрызли, суки – у нее жестянка мягкая, в костре даже сгорала спокойно. Про галеты уж не говорю. На втором тайнике – та же самая херня. Ну, ясно, что засада накрылась. Без воды особо не повоюешь. А пока броня за нами подошла – собака от жажды подохла. Бойцы всю свою воду ей споили, а все равно – загнулась, бедолага. Жалко было псину – такой умница был. Засадный пес, специально обученный. Вожатый его, минер, весь ревом изошел.
– Ну, так я чего говорю – решили мы попробовать под видом облета высадиться. Загрузились, полетели. Одну посадку сделали, вторую, третью – на четвертой высадились и в сухое русло упали. Летуны шаг-газом поработали, пыль подняли, чтоб нас замаскировать маленько, и дальше полетели – еще пару посадок обозначать. А мы лежим, не дергаемся.
– Пастухи там не шастали? А то помню, эти пуштуны чуть кого увидят – в момент вкладывают. И все, в течение дня они так подтягиваются не торопясь, обкладывают, как волки, а как стемнеет – па-анеслась! И вертушки по темноте хрен чего сделать могут.
– Да сверху, вроде, не видели никого. А так – кто их знает… Но так, вроде – ничего, тихо. Лежим, темноты ждем. Я еще лежу так и думаю: а вот приползет сейчас кобёр какой-нибудь, или скорпион – фиг ли делать? Схомячить его, что ли?
– Не приползли?
– Не, только говновозок набежала груда. По рукам бегают, суки, по башке – противно, блин! И не сгонишь…
– Что за говновозки?
– Да жуки такие черные. Их в пустыне – как грязи. Не видел, что ли?
– Да внимания как-то не обращал…
– Такие шустрые-шустрые! Бывало, сядешь погадить, не успеешь встать – как они тут же набежали. Всю кучу облепят, аж самой кучи не видать. Пара минут – и ни фига не осталось. Во санитары пустыни, блин!
– Ага, и это они тебя сразу так облепили…
– Вот только не надо этого! Без гнусных намеков попросю!
– Да я чего… Я ничего… Просто это… Природу-то не обманешь…
– Короче! Возвращаемся от говна к героическому рейду. Дождались мы темноты. Вроде, все тихо. Встали, пошли. А топать быстрее надо – время для выхода самое удобное: луна в те дни как раз на ущерб пошла Самое то: пару часов темно, а потом уже луна и всходит – сиди и наблюдай. И вот, времени у нас на то, чтоб к месту засады выйти – где-то два с половиной часа. Ну, прогнали до хребта, а за ним – тропа, на которую мы сесть и собирались. Но все равно, до восхода луны до места дойти не успели. Идем так по склону, в тени стараемся держаться, и чтоб на фоне неба не маячить. Почти дошли уже. И такой участок попался, весь луной освещенный, никак не обойти. Ну что – бегом надо, по-быстрому его преодолеть. И вот только мы на это освещенное место вышли, вдруг внезапно такой хохот: ХА-ХА-ХА!!! Отовсюду, блин! И эхо ещё! Ё-моё, я там охренел. А рядом – пулеметчик мой, Чингиз Рымбаев (Рэмбо кликуха) – присел, стволом по сторонам крутит, и – не поверишь – я слышу, как у него сердце молотит!
– Шакалы, что ль?
– Ну! Ка-ак брызнут по хребту – только камушки посыпались. Вот же козлы…
– Шакалы – они такие… Я, помню, тоже сперва офигевал: то ребенок где-то рядом плачет, то хохочет кто-то… Ну хоть как сходили-то?
– А, это… нормально. Караванчик завалили – небольшой, правда, но ничо, богатый. Пускач эрэсовский везли, эрэсов десятка три… Нормальная засада вышла.
– Блин, зимой в засаду до чего же хреново ходить было…
– Да уж, чего хорошего… Начштаба, бывало, вызывает задачу ставить, а сам глаза в сторону отводит – ясно же, что никакие караваны до самой весны там ходить не будут, потому что снегом все перевалы закрыты. А хрен ли толку, раз у старшего начальника на карте все так красиво нарисовано – типа, все караванные тропы засадами перекрыты.
– Слушай, сейчас вспоминаю – и сам не верю, ведь как-то же сидели на этих тропах – по трое суток, в снегу, мороз за двадцать, и хрен костер разожжешь. Покурить – и то втихаря, в спальник с головой залезешь, посмолишь по быстрому в кулак…
– И ведь хрен кто болел! Вот честно – иной раз такая мысль проскакивала: заболеть бы! Простыть там, или как – хоть с недельку бы потащиться, отоспаться. Так ни фига же никакая зараза не брала, елки…
– Зато летом этого добра хватало. Как самая война начинается, так и пошли валиться пачками – кто с желтухой, кто с дизентирией… Дрисбат сплошной.
– Доктор наш, помню, первое время офигевал – что за ископаемые болезни на него свалились? А потом – ничего, привык «Э-э, батенька, да у вас тифок-с! Извольте в лазаретик-с…».
– А наш доктор, когда его приехала комиссия из Кабула драть за желтуху в отряде, попытался за счет духов отмазаться: вот, говорит, недавно нас они эрэсами обстреливали, так вот разрывы были какие-то не такие, как обычно – немного слабее бабахали, я так подозреваю, что это они против нас применяли бактериологическое оружие!…
– Это он, чтобы и химарю пистон вставили, на пару отдуваться легче…
– Ну, может быть. Только ни фига у него не вышло – комиссия говорит: если б у вас тут была вспышка какого-нибудь сапа, или туляремии, тогда бы мы еще поверили. А желтушные вирусы тут бесплатно водятся. Так что, получи, Пилюлькин, свой заслуженный пистон крупного калибра за то, что бойцы руки не моют, и мало хлорки в очко сыплешь. И мыль жопу для парткомиссии!
– Блин, а у нас на парткомиссию нужно было пилить аж через пол-страны, в Джелалабад. Там у нас штаб бригады был, ну и политотдел при нем. Прикинь: человек прется через пол-страны: на колоннах, на вертушках – и ради чего? Ради того, чтоб в торжественной обстановке получить звездюлей. За свои же собственные деньги. Вот что злило – так это то, что взносы в чеках брали. Нет, чтоб с рублевого счета списать…