Но кто бы мог подумать, что эта идея-бзик так прочно засядет в кудлатой голове юного кахетинского мстителя? Как-то незаметно прошло два года. За это время Дато успел вытянуться в тощего жилистого подростка. Юношеский пух над его верхней губой потемнел и загустел. И все так же незаметно, молчком, крутясь возле солдат, он нормально освоил парашютную подготовку. Научился быстро и, главное, правильно укладывать парашюты (чем, надо сказать, беззастенчиво пользовались бойцы, сваливая эту нудноватую работу на бескорыстного энтузиаста, когда командир не следил слишком пристально). Вертелся на парашютных тренажерах с ловкостью молодого шимпанзе и знал теорию прыжка лучше, чем любой школьный предмет. И беспрерывно одолевал капитана назойливыми просьбами.
А капитану оно надо? Тут своих гавриков две сотни, и каждого обучи, укладку парашютов проконтролируй, натренируй так, чтоб в воздухе работал как биоробот, и не дай бог, что случится – а случиться может всякое, стихия есть стихия. А тут еще одно недоразумение примазывается, которое никаким каком к армии не относится. Случись что – как отвечать прикажете?…
– Дядя Саша, ну пустите прыгнуть!
– Дато, заколебал ты уже, ей-богу. Отвали.
– Дядя Саша, ну пожалуйста!
– На фиг мне не нужно твое «пожалуйста». Сказано – нельзя.
– Почему нельзя?!
– Не положено. Только солдаты прыгают.
– Да, «не положено»! Дети офицеров прыгают – им положено? Димка прыгал, Оксанка прыгала – я что ли, не знаю? В моем классе учатся!
– На них отдельный приказ писали.
– Ну и на меня напишите!
– Дато, ну не доставай ты меня, а? Хочешь прыгнуть – езжай в Белоканы, там аэроклуб – прыгай на здоровье. (И пусть они за тебя отвечают, блин…)
– В аэроклуб меня не возьмут…
– Что так?
– Э-э, на меня их начальник сердитый. Я в прошлом году у них там в самолет один раз залез.
– Без спроса залез?
– Да.
– Ну-у, это ты, брат, не прав. Да ладно, не такой уж и большой грех-то… Ну хочешь, я сам с начальником поговорю?
– Да не возьмет он! Я тот самолет тогда завел нечаянно…
– Ну, блин. Ты даешь… Не взлетел, случаем?
– Не, не успел. Только в КДП чуть-чуть не въехал.
– И что?
– Ну, что… Двигатель как-то выключил, убежал… Начальник за мной долго гнался… Дядя Саша, пустите, а?
И каждый день такая вот бодяга. Капитан уже прятаться был готов от этого бандита. Приезжает на аэродром – и первым делом затравленно озирается: нету? И если в день прыжков Дато на аэродроме не появляется – работается капитану в такой день легко и радостно. Даже удивительно – как мало порой надо для счастья человеку.
И вот – наступает такое дивное утро. Погода – сказка: небо безоблачное, ветерок легонький, до полутора в секунду – мечта, а не ветер. При полном штиле купола-то «плавать» начинают, что грозит схождениями. А такой вот ветерок – самое то: все купола ровненько сносит, и точку выброски рассчитывать очень даже удобно. И, что самое главное, этого охломона нигде не видно! В общем, настроение у капитана самое замечательное.
Бойцы парашюты надели, по корабельным потокам построились, кэп их по очереди осматривает: как парашюты уложены, правильно ли все подогнано для прыжка. Шпильки-запаски-нож-втулки-кольцо-двухконусный замок, ну и так далее, по процессу раскрытия, со всеми остановками. Если все нормально – то по полминуты на человека затрачивается. Работай и работай. Народу – три батальона, да плюс рота обеспечения, да офицеры управления – их тоже как собак нерезанных… Ну да ладно, к обеду должны управиться. Потом – укладка парашютов, а там, под вечер, глядишь, и самому прыгнуть удастся. Работает наш кэп и работает. Час, второй. Курить охота, глаза уже от напряжения слезятся, потому что проверять все нужно очень и очень внимательно, дублируя наощупь визуальный осмотр. Пропустишь так вот мелочь какую – ну хоть гайка страхующего прибора недовернута – и может случиться… А, ну его к черту такие вещи всуе поминать! Бойцы тоже не новички, стоят себе спокойно и только когда надо поворачиваются да наклоняются, чтобы кэпу удобнее парашют проверить было. Рутина…
– Таварищ капитан! Радавой Оякяэр парашют укладивал лищно! К савэршэнию прижка гатов! – гаркнул под ухом сипловатый от волнения юношеский басок.
Кэп аж вздрогнул от неожиданного доклада, вскинул голову. И мгновенно вспотел. Из-под низко надвинутого шлема с трусоватым отчаянием поблескивал лиловыми, как ткемали, глазищами тот самый субъект, без которого капитану так хорошо и покойно работалось.
– Дато!! – задохнулся бешенством кэп.
– Та-ащщ капитан!! – лиловые ткемалины стремительно влажнели, – Ну разрешите!
– Оякяэр!! – сотряс кэп окрестности свирепым ревом, – Шап-парин, бляха-муха! Ко мне!!
Из передних рядов уже осмотренных парашютистов неспешно затрусил к месту инцидента комвзвода, интеллигентный старлей Шапарин.
– Слушаю, Александр Иванович, – участливо сунулся он, – У вас проблемы?
– У ТЕБЯ проблемы, ёшкин кот! Оякяэр – твой?!
– Так точно, Александр Иванович. А где это он, кстати?
– Ты это у меня спрашиваешь? А сам уже что, своего бойца не узнаешь? – ядом, сочащимся в голосе кэпа, можно было отравить полнокровную китайскую дивизию.
– Ой. Не понял.
– Да уж, до чего же мы непонятливые. Сколько раз было говорено, что первый прыжок командиры со своими подразделениями прыгают?!
– Ну, Александр Иванович…
– Кар-роче!! От прыжка отстраняю. Пока вместе с бойцом мне не покажетесь. Остальное – после прыжков. Вопросы?
– А… с этим что делать?
– Расстрелять! В жжжопу! Соленым огурцом! Из станкового пулемета системы «Максим»! На рассвете! Во дворе комендатуры! Под барабанный бой! – капитан плюнул и пошел в строну от строя, яростно шаря по карманам в поисках курева. Гады! Сссволочи! Ну ваще уже эти лейтенанты нюх потеряли! – ярился про себя капитан, хотя и все прекрасно понимал: офицеру оплачивается в день два прыжка. Но прыгнуть по второму разу командиру группы удается далеко не всегда – пока дождешься очереди со соей группой, пока прыгнешь да доберешься до пункта сбора – глядишь, все уже отпрыгали, вертушка улетела. Вот и стараются взводные влезть в первый поток, чтоб второй раз – со своими бойцами прыгнуть. А то сам не такой был.
Настоящий рядовой Вельо Оякяэр отыскался через полчаса, в тенистых зарослях ежевики, буйно разросшейся вокруг аэродрома. Компанию горячему эстонскому парню составляли наполовину опустошенная банка доброго кахетинского и корзина фруктов. Сладострастно постанывая, белобрысый гедонист вгрызался в истекающую соком спелую грушу и чавкал так, что не слышал ничего вокруг. Собственно, только благодаря этому чавканью взводный его и разыскал.
– Оякяэр! – коршуном налетел на бойца старлей, – Какого… здесь делаешь?!
– Я-аа, – невозмутимо отозвался эстонец, отбрасывая обсосанный огрызок.
– Чего – «я»?!
– Та. Я финофат, тофарищ старший лейтенант. Угошчайтэсь, пошалуйста, – с норманнским достоинством протянул он взводному корзину с плодами Кахетии, деликатно задвигая ногой банку назад, в ежевичные заросли.
– Я тебе щас так угощусь, урод!! Вельо, зараза, ты ваще соображаешь, что сделал?!
– Та, воопшче я понимаю. Так нельзя.
– Так какого хрена?!!…
– Ну. Мальтшик просил.
– А в жопу поцеловать его он не попросил?
– Не-эт. Тато – хороший мальтшик, фы ше его снаете…
– Ну блин, Оякяэр, ты в самом деле такой в голове тупой или прикидываешься?! А если б он разбился на хрен?
– Ну. Как пы он распился? Парашют он хорошо уклатыфает, фее этапы уклатки проферяли. И фы, и тофаришч капитан. Парашют натёшный, фы ше сами гофорили – как фаленок. Насемную потготофку он всю прошел – с нами фместе. Как пы он распился?
– На хрен, – плюнул старлей, – все разборки с поддатым бойцом – после его вытрезвления, даже в уставе это написать не постеснялись, и правильно сделали.