Если на проверке перед увольнением ему удавалось ухватить кончиками пальцев волосы испытуемого на затылке, то он говорил: «Не стрижен», – если же пальцы соскальзывали, то: «Последний звонок!»
В те времена даже пятый курс жил на казарменном положении и увольнения ждали, как милости Божьей, а тут он из строя увольняемых выгоняет за стрижку.
Когда он совсем достал пятикурсников, они настучали его сыну в бубен, благо что он учился вместе с ними.
Только он в строй увольняемых никогда не вставал, а ходил через КПП, пользуясь тем, что его и так все знают.
Так что прическа у него была вполне человеческая.
Вечером, обнаружив на лице сына вмятины, Вася поинтересовался:
– Кто это тебя так разукрасил?
– А все из-за тебя! – окрысился парень, – Ребята сказали, чтоб я тоже стригся под дурака и в строй увольняемых, как все нормальные люди, вставал!
Вася подумал и сказал:
– Правильно и сделали. Зарос, видите ли, как пудель! Папой начфака научился прикрываться. Немедленно стричься и в роту! Если узнаю, что увольняешься мимо строя, будешь сидеть в роте, как забытая клизма, до самого выпуска!
Однажды его сын въехал в училище на подаренном отцом «Запорожце».
Ребята затащили машину на третий этаж и оставили стоять в гальюне.
Начфака намек понял, посмеялся вместе со всеми и попросил только снести машину вниз.
Больше его сын в училище на «Запорожце» не приезжал, топал, как и все – ножками.
Вася Смертин никогда не был злыднем, так что помянем его добрым словом.
ПОСЛЕ ФЛОТА
После флота я в военкомате служу, родина так послала, а генерал у нас с юмором, так что, как только я прибыл к новому месту службы и на следующий день предложил напечатать в газете бесплатных объявлений, что фирма «Эрос» предлагает большой выбор мужчин по вызову и дать при этом адрес нашего военкома, то генерал мой юмор оценил и при встрече в коридоре заявил:
– Бросьте эти шуточки! Здесь вам не флот!
А жаль. Здорово бы было: на наше построение, которое нам генерал за пятнадцать минут до начала рабочего времени ежедневно устраивает, врывается толпа озабоченных баб и начинает нас щупать.
Первым бы выбрали генерала. Он у нас видный мужчина.
А еще я отличился, когда надо было перед приездом московской комиссии дыру в стене между лестничными пролетами срочно замаскировать. Под моим чутким руководством народ отправился в подсобное помещение и выбрал там картину – их здесь полно – по размеру дыры. Мы на нее даже не смотрели, просто измерили – подходит, потащили и повесили.
Генерал прошел мимо, вгляделся, потом говорит:
– Ну, вы, моряки, даете! – после чего мы все-таки на картину посмотрели и сейчас же обомлели: на картине гроб, в гробу человек в военной форме, вокруг скорбные лица и склоненные знамена. Под картиной надпись: «Смерть комиссара»
Кроме меня, здесь еще такой же Юра Фрадкин. Когда ему объявили, что он увольняется в запас, а он спросил каким образом, то генерал ему сказал:
– Уйти можно по-разному.
– Не губи, барин!!! – завопил тогда Юра и упал на колени.
Но вернемся к генералу. Когда я ему представлялся по случаю назначения и «дальнейшего прохождения», он меня спросил: играю ли я в футбол?
В футбол я с детства играю плохо, потому и ответил честно: не играю.
Оказалось, в военкомате все играют в эту игру как попало, но, в отличие от меня, считают, что играют ничего.
Один раз генерал все же выгнал меня на поле, и в первом же тайме я дал замполиту в глаз. Случайно так вышло, локтем с разворота.
Всем понравилось, а генерал даже сказал, что зря я скромничаю, и у меня неплохо получается.
НИКИТЕНКО
Получить у него двойку по гидрометеорологии считалось большой удачей, потому что за любой поворот головы в сторону на его лекциях он снимал ноль целых пять десятых балла.
– Запишите себе минус ноль пять! – говорил он.
Обманывать его было бесполезно, он все помнил, так что в результате по его любимому предмету мы получали отметки, выраженные дробными цифрами, и часто они были ниже нуля.
Про себя он говорил:
– Никитенко меня зовут. Когда придете на кафедру, на консультацию, то так и скажите: мне нужен Никитенко, капитан второго ранга. А то обычно входят, и начинается: «Где у вас тут такой…» – «Какой?» – «Такой.» – «Седой?» – «Нет, не седой, но тоже мудаковатый?»
Говорили, что он отсидел десять лет.
Ему повезло быть вахтенным офицером на «Новороссийске» в момент взрыва. Взрывной волной его выбросило за борт, а потом его выловили, совершенно без чувств, и посадили в тюрьму, но через десять лет пришли к выводу, что он ни в чем не виноват, и выпустили, вернув звание и деньги.
Сел он лейтенантом, а вышел – капитаном второго ранга, после чего его отправили в наше училище преподавать гидрометеорологию.
Он потом нам рассказывал, что особой разницы между службой и тюрьмой не заметил, но в тюрьме все-таки с получением звания лучше, потому что там ты просто сидишь, и оно само по себе идет, а на флоте могут звание за что-нибудь задержать.
Для общения с ним рекомендовалось знать наизусть «Правила наблюдения за гидрометеорологической обстановкой», а еще он отличался острым языком, любил подначить коллег и способен был выкинуть любой фокус.
Мы перешли на четвертый курс, когда капитан, уже первого ранга, Никитенко уволился в запас.
На прощанье мы попросили его сфотографироваться с нами у памятника курсантам, погибшим в Суарском ущелье. Он явно был растроган, мы сделали несколько снимков, а потом он увидел выходящего из соседнего корпуса начальника строевого отдела, сделал большие глаза, сказал: «Пора смываться, а то меня Какаду накажет» – и побежал, как молодой, прижимая к груди подаренные нами нарды.
КАМА-СУТРА
Появление в нашем дивизионе напечатанных на машинке рассказиков фривольного содержания и самиздатовских пособий по Кама-Сутре всегда совпадало с началом подготовки к очередному периоду боевого обучения.
В это время обновлялась корабельная документация, и радисты – наши нештатные машинистки – загружались бумажной работой, закрывались навсегда в своих секретных радиорубках и, в промежутках между инструкциями, размножали там эти произведения, пуская половые слюни.
Некоторые подходили к процессу творчески, заменяя, скажем, окно на иллюминатор, порог на комингс, в результате чего получались порнорассказы с мореходным уклоном.
Узнав о начале всех этих художеств, комдив обычно строил весь личный состав и обращался к нему с речью:
– С некоторых пор по дивизиону гуляют блядские рассказы! Их читают, передают из рук в руки и прочее. Все это говорит о том, что некоторые матросы снова стали излишне интересоваться сексом. Так я вам скажу: ЧИТАЙТЕ КОРАБЕЛЬНЫЙ И ДИСЦИПЛИНАРНЫЙ УСТАВ!!! ТАМ НА КАЖДОЙ СТРАНИЦЕ ЕБУТ!!! – при этом он проделывал несколько движений, говорящих о его неплохой лыжной подготовке в прошлом, после чего продолжал, – В разных позах и по разным поводам! Более сексуальных книг в мире нет! Обещаю, будет интересно! А чтоб все прошло организованно и без лишней пыли, командирам принять зачет от всего личного состава и доложить мне в пятницу.
И личный состав отправлялся читать самые сексуальные книжки.
КУЗАНОВ
Кузанов был любимым преподавателем. На первом же занятии по истории военно-морского искусства мы это поняли, потому что он не вошел, а ворвался в класс быстрой, слегка танцующей походкой.
Он пробежал до стола, гоня перед собой возмущенные воздушные массы, резко остановился, развернулся и грохнул по столу дубиной.
Она у него в руках была вместо указки.
После этого он дал себя рассмотреть: невысокий, седой как лунь офицер, ничем не напоминавший чудовище.
Мы вылупили глаза от изумления, после чего в гробовой тишине прозвучал его хриплый и одновременно тощий голос: «Здравствуйте, товарищи!» – это сейчас же вызвало взрыв хохота, сдержаться было невозможно.