Подвисаю, вглядываясь в родные черты, и вдруг так отчетливо все понимаю! Папка… мой замечательный милый папка просто видит в Фоме себя. Ведь он тоже проходил через это! И через смерть любимой женщины, и через последовавшее за этим отчаяние. Как я могла забыть?
– Пап… Ты в нем себя видишь, да?
– Ой, заканчивала бы ты с этим психоанализом.
– Ладно, – смеюсь. – Пап…
– М-м-м?
– А как ты пережил, ну… мамину смерть? Может, твой опыт ему как-то поможет?
– Пока он сам того не захочет, помочь ему невозможно, Женя. Осознай это. Чтобы не было мучительно больно.
Обидно, конечно. Но на правду не обижаются, да? Горько хмыкнув, отворачиваюсь к окну.
– И все же мне интересно, как ты справлялся.
– У меня был охренеть какой мотиватор. Ты не давала мне расклеиться.
– Ты очень любил маму?
– Да хрен его знает. Память – безжалостная штука. Сейчас уже и не вспомнишь, как было.
– Любил, – убежденно киваю я. – Раз не женился еще раз.
– Может, у меня все впереди, – оскаливается отец. И я впервые в жизни вдруг ловлю себя на мысли, что это вполне возможно. В конце концов, ему всего сорок семь, и он просто прекрасно выглядит. Может, у папки и не такие мощные косые, как у Фомы, но пресс у него имеется. А лысина… С тех пор, как папа стал бриться под ноль – его иногда принимают за Джейсона Стейтема. Однажды он даже прикололся и раздал в самолете автографы. Как же мы потом ржали!
Почему я вообще решила, что отец у меня едва не монах? Потому что он не знакомил меня со своими женщинами? Так это как раз таки легко объяснимо. Из-за работы и необходимости быть мне и мамой, и папой вряд ли у него находилось время на поддержание хоть сколько-то серьезных отношений. А знакомить ребенка с любовницей, которые у него наверняка не переводились – не слишком хорошая идея. Я же вижу, как на него смотрят. Даже, вот, сейчас. Фу-у-у… Окститесь, это все-таки мой папа! Облизывайтесь на него, когда я уйду, ладно?!
– Я буду только рада.
– А так и не скажешь, – раскатисто смеется отец. – Никак, ревнуешь папку, колбаса?
– Знакомое чувство? – язвлю в ответ, невинно хлопая глазами.
Отец промокает рот салфеткой. Стучит пальцами по столу и вдруг резко меняет тему:
– Ты же в курсе, да, всей этой возни с контрацепцией?
– Па-а-ап! – едва не визжу я, – мне двадцать пять, перестань, я сейчас просто под землю провалюсь со стыда.
– Ладно-ладно. Я должен был это сказать.
– Предупредить, что не готов стать дедом?!
– Это не самое худшее, что может случиться. Другое дело – болячки.
– Так, теперь точно все! Я отказываюсь это слушать. – Капризно морщу нос. – Доедай, и пойдем. У меня еще полно работы.
– Поговори с Фомой.
– Поговорю. Если ты пообещаешь мне держаться от его чокнутой мамани подальше. Еще не хватало, чтобы она тебе навредила.
– Зубы обломает.
Эх, не надо было мне озвучивать свои страхи. Папка же азартный – жуть. Его сложности нисколечко не страшат, а напротив, добавляют интереса. Пока идем в офис, то и дело на него кошусь. Ну, нет. Он наверняка по молоденьким. А матери Фомы, как бы хорошо она не сохранилась, явно лет пятьдесят. Хотя да, не буду спорить, косметологи отлично с ней поработали. А как иначе, если есть понимание, что в противном случае от твоей клиники камня на камне не останется? Могу лишь догадываться, как над ней трясутся.
Кстати, насчет косметолога. Я давно собиралась озаботиться его поисками.
Остаток дня мотаюсь по объектам с потенциальными покупателями. Я беру на себя только крупных заказчиков. Мороки с такими больше, на покупку им решиться сложнее, но когда это все же случается, мои комиссионные покрывают любые издержки.
Домой еду, на этот раз нигде не задерживаясь. Не могу отделаться от страха, что приеду, а Феоктистов свалил, даже не попрощавшись. Однажды он уже провернул этот номер. Мне потребовалось примерно полгода, чтобы уразуметь, что он не затаился, зализывая раны, а тупо исключил из своей жизни всех, кто мог напомнить ему о прошлом. Ну, то есть практически всех, ага…
– Привет, – с облегчением обозреваю свою идеально прибранную кухню. – А что, мы сегодня без ужина?
– Прости. За время, что тебя не было, я не успел разбогатеть.
Фома делает характерный жест рукой, и, проследив за ней взглядом, я натыкаюсь на его собранную сумку. Сердце испуганно подпрыгивает в груди. То есть это все?! Он не шутил. Ну, правильно. Я тоже не могу пойти на попятный, став заложницей своих же к нему требований. Нужно срочно что-то придумать. Чтобы и свое лицо сохранить, и ему… позволить.
– Эх. А я так рассчитывала. Целый день не ела. Столько головняков…
Видно, из вежливости, хотя вроде где она, а где Фома, да, тот подхватывает разговор дежурным вопросом о том, что же там такого случилось. И я поначалу робко, отслеживая буквально каждую, мелькнувшую у него на лице эмоцию, а потом все больше смелея, выкладываю Фоме приукрашенную историю о сложностях с нашим веб-сайтом.
– Уверен, проблема выеденного яйца не стоит.
– Ага. Все так говорят.
– На крайняк я мог бы глянуть, в чем загвоздка. Хотя, конечно, это такой трешак что-то за кем-то переделывать. Проще заново.
– Серьезно?! Ты пойдешь к нам на работу?! Я сейчас же позвоню в отдел кадров и…
– Эй-эй! – Фома растерянно пробегается по волосам пальцами. – Это совсем не обязательно. Я просто гляну, что там, и все.
И правда. Чего это я гоню коней? Пусть чуток подрасслабится. Захватит приманку. А там уж я подсуечусь.
– Ну, как знаешь. В любом случае нам есть что отметить. Возвращай свое барахло на место, и пойдем все-таки поедим. По такому случаю я, так и быть, угощаю.
Видно, сам еще не очень хорошо понимая, как так вляпался, Фома ошалело трясет головой. А мне хочется заверещать и до потолка подпрыгнуть. Кто бы мог подумать, что все окажется настолько легко! Легче легкого.
Чтобы не выдать себя, сбегаю, бросив:
– Я сейчас. Только переоденусь.
На закат мы, конечно же, не успеваем. Чем ближе к экватору, тем раньше темнеет. Но мне и без этого хорошо. Я и так в полном восторге…
– Определился с заказом?
– Может, вот этих жареных тараканов попробовать? – невинно косится на меня Феоктистов.
– Фу-у-у.
– А что? Ты имеешь что-то против местной кухни?
– Ты не можешь не знать, что это – банальная замануха для туристов.
– Для тайцев мы туристы, сколько бы здесь ни прожили.
– Как бы там ни было, я ни за что не стану есть эту гадость. И тебе не советую. Прислушайся ко мне, или опять рискнешь?
– Лучше не буду. Я уже понял, что ты не иначе как ведьма.
– Это еще почему? – шалею.
– А как еще объяснить, что ты смогла заманить меня на работу в офис? Со мной случилось наваждение – не иначе.
– Еще не поздно отказаться, – беззаботно пожимаю плечами. – Мне, пожалуйста, роти и чай со льдом.
– А мне вот эти штуки… – тычет Фома пальцем в запеченную в соли рыбку. – И фруктовый шейк. Сядем где-нибудь, или пройдемся?
Блин. А можно прежде узнать, что он решил?!
– Пройдемся. Чудесный вечер.
– Да-а-а… Как будто и правда ничего, – с некоторым удивлением в голосе соглашается со мной Феоктистов.
Глава 11
Будят меня стоны. Я вскакиваю с дивана и несусь в смердящую умиранием и разложением спальню. Когда Аленке стало совсем плохо, мы с тещей установили у ее кровати дежурство. Видно, сегодня моя смена. Но я ничего не соображаю. И не вижу ничего, потому что подхватился так резко, что теперь вот ловлю приход в виде кружащейся темноты перед глазами.
– Что такое, малыш? Больно? Я сейчас…
На ощупь включаю свет. Старательно избегая зрительного контакта, распахиваю небольшой холодильник, который пришлось купить для хранения лекарств. Достаю ампулу обезболивающего. Зубами отрываю одноразовый шприц от ленты. Искусство ставить уколы мне пришлось осваивать по ускоренной программе. Теперь я виртуоз. Впрочем, это последнее, в чем бы я на самом деле хотел добиться успеха.