Занятая советскими войсками узенькая полоска земли вдоль Ладожского озера даст возможность пустить поезда, прочно соединить Ленинград с Большой землей. Каштанкин не знал, когда и как это произойдет, но знал, что будет именно так, потому что всегда, с первого часа войны верил в нашу неминуемую победу.
11
В первый день нового, 1942 года, находясь в запасном полку, Виктор Николаевич написал жене в Борисоглебск: "Трудности и тяжести войны легче переносит тот, кто внутренне собран. Мои боевые товарищи, живые и погибшие, просто решали вопросы войны: жить героем и умереть героем. Искусственно беречь себя я не умею. Когда действуешь смело - останешься цел, а враг понесет большой урон".
В этом письме капитан Каштанкин как бы суммировал итоги боев сорок первого, размышлял о том, что помогает одержать победу в бою. И еще в письме есть главное - вера в новые успехи, в победу.
Может показаться, что летчик несколько переоценивает свои боевые достижения. Но то, что ратные дела Каштанкина были отмечены правительственной наградой, подтверждает справедливость его слов. А в 1941-м, в период наших временных неудач и отступления, не щедро давали боевые ордена.
Старший начальник, вручая Каштанкину орден Красной Звезды, пожелал заслужить в предстоящих трудных боях новые награды. Напомнил, что легких боев не бывает, но самый трудный - ближайший, который предстоит вести. Потом будет следующий, опять самый трудный...
Напряженные недели переучивания на новую технику - "летающий танк" Ил-2 промелькнули, словно один длинный день. Но не бои ждали летчика, а дело, пожалуй, не менее трудное, чем бои: напряженная и опасная работа летчика перегонщика самолетов.
О летчиках-перегонщиках известно немного. О них не писали газеты и журналы, им не посвящали кинофильмы и песни, нет о них художественных произведений и военных мемуаров. Пожалуй, трудно объяснить причину такого отношения к людям, сочетавшим одновременно деятельность летчика-испытателя и фронтовика. В самом деле, летчик получал на заводе новую машину, налетавшую 20-30 минут, потому что на заводском аэродроме самолет производил лишь взлет, летал по кругу и совершал посадку. Каждую машину во время войны всесторонне испытывать не было времени. Фронт требовал непрерывного пополнения техникой, и вели ее с заводов на фронтовые аэродромы чаще всего летчики-перегонщики.
У каждой машины свои особенности в управлении, на виражах, это учитывал летчик, за которым машина закреплена постоянно. Этого не могли знать пилоты, становившиеся ее хозяином лишь от завода до боевой части. Тут они продолжали путь летчиков-испытателей. Но, приближаясь к линии фронта, они принимали эстафету летчиков-фронтовиков; при ограниченном количестве боезапаса к пушкам и пулеметам - на заводских аэродромах его было немного - вступали в бой с врагом. Не все и не всегда побеждали, но все стремились свято и до конца выполнить воинский долг.
Закончив учебу, капитан Каштанкин стал перегонять самолеты из тыла в окруженный врагом Севастополь.
...Позади осталось притихшее Кавказское побережье. Самолеты шли над морем на запад. Каштанкин вел эскадрилью курсом на Крым, чтобы передать штурмовики морским летчикам. Виктору Николаевичу, человеку любившему и знавшему русскую литературу, вспомнились слова одного из защитников города Л. Н. Толстого: "Не может быть, чтобы при мысли, что вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтобы кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах..." Приземлившись на обстреливаемом врагом аэродроме, он подумал: "Будто писал Толстой про наши дни..."
Господствующими высотами у города владел враг, а аэродромов было всего три. Несмотря на тяжелый скалистый грунт, обстрелы и бомбежки, жители города расширили их, построили укрытия для людей и машин. Весной и зимой сорок второго сюда и прилетали самолеты Каштанкина и его боевых друзей. Иногда приходилось садиться под огнем, и заруливать в укрытия, и улетать на транспортных самолетах за новыми "илами". Летчиками владело одно стремление: быстрее доставить машины героическому городу, не потерять ни одной из них в пути - пути трудном и опасном, на котором не раз подстерегали вражеские истребители.
При последнем штурме Севастополя в июне 1942 года летчики особой авиагруппы, в которую были сведены все самолеты, оборонявшие город, провели свыше 1600 бомбо-штурмовых ударов, уничтожили свыше 100 самолетов противника, около 50 танков, более 300 автомашин, немало другой техники. Громадная нагрузка в тех тяжелых боях при превосходстве врага в воздухе ложилась на самолеты Ил-2, что пригнал с Кавказа Каштанкин и пилоты его эскадрильи.
Поднявшись в воздух, севастопольские штурмовики и бомбардировщики шли в сторону моря, вдали от берега набирали высоту и возвращались к намеченным для удара целям. Только так можно было обмануть врага, обладавшего превосходством в воздухе и большим количеством зенитной артиллерии.
Случалось, что гитлеровцы часами обстреливали из орудий последний оставшийся у нас Херсонский аэродром. В короткие паузы летчики все же успевали подняться в воздух. Случались на взлете и аварии, когда самолет попадал колесами в свежую воронку.
Последние семь "илов" улетели с аэродрома у Херсонесского маяка незадолго до того, как наши войска оставили город. Они перелетели в Анапу, участвовали в обороне Кавказа. А обстановка на южном направлении летом и осенью 1942 года складывалась трудная. Овладев Ростовом и всем Крымом, немецко-фашистское командование готовило операцию по захвату Кавказа. В те дни большую помощь сухопутным войскам оказывал Черноморский флот и его авиация.
12
В июне 1942 года капитан Каштанкин стал командовать отдельной штурмовой авиаэскадрильей. Летчики наносили удары по наземным войскам противника, скоплению судов в портах Керченского и Таманского полуостровов. За короткое время эскадрилья капитана Каштанкина потопила 12 транспортов, уничтожила 63 самолета и немало другой вражеской техники и живой силы."
Как всегда, получив в штабе задание, Каштанкин поспешил на самолетную стоянку. Двигатель его "ила" работал на полных оборотах. "Механик включил форсаж", - подумал он, вслушиваясь в рев мотора. Идущая от вращающегося винта упругая воздушная струя подхватывала пыль и сухую траву и, поднимая их ввысь, несла к другому концу аэродрома.
- Самолет к полету готов, - доложил летчику, спустившись с плоскости, авиамеханик и, улыбнувшись, добавил: - Мотор - зверь, работает как часы.
Капитан тоже улыбнулся. Слишком уж несовместимыми ему показались слова "зверь" и "часы". Он хотел сказать об этом механику, но передумал: не стоило тратить время на не относившиеся к делу разговоры. Летчик поднялся в кабину и двинул сектор газа вперед, самолет вырулил к старту.
Взлетев, Каштанкин повел свою машину над краем аэродрома, а когда круг замкнулся и он повернул к фронту, за ним легли на курс и остальные шесть "илов". За облаками штурмовики пересекли передний край и стали снижаться.
Он повидал уже немало фронтовых дорог с глубокими колеями, с остовами сгоревших автомашин и танков по сторонам и близ обочин. Теперь его интересовал не железный лом, а конкретная цель.
Штурмовики пробились сквозь облачность, и широкая степь, перечеркнутая черной ленточкой дороги, открылась до самого горизонта.
Капитан сразу увидел то, что они искали: колонну крытых автомашин. Он немного развернул самолет и начал пикировать. Первая бомба взорвалась рядом с головным грузовиком, который тут же перевернулся, будто бы не многотонная машина, а легкий спичечный коробок, и запылал желто-черным пламенем. Другие автомобили стали сворачивать в сторону. Гитлеровцы попрыгали на дорогу, разбежались по кюветам. Но пушки и скорострельные пулеметы "илов" косили убегавших фашистов. Десятки вражеских солдат остались лежать у обочин;
Вперед удалось вырваться лишь одному грузовику. Круто обойдя горящие машины, снова выскочил на дорогу и помчался дальше. Обстановка для его атаки была самой простой - одиночная машина и нет зенитного огня.