Он по сто раз перечитывает каждую строчку:
— С этим не выступишь; хорошо бы в Лондон переправить. А вот это можно и у нас попробовать. Ну хоть намеком…
Журнал Афанасьева набит намеками.
Скромные заметки, дополнения, поправки.
«В предыдущих изданиях оказались выпущенными…»— следуют прорываемые многозначительными «и так далее», «и проч.» мятежные строки «Деревни», «Андрея Шенье», «К морю».
Эти строки из «Послания цензору» также напечатаны впервые в «Библиографических записках». Многие заметки в журнале на то и рассчитаны, что Пушкина «и так иные прочитали»: запрещенные стихи Пушкина в бесчисленных списках гуляли по стране.
Говорится, например, что из «Андрея Шенье» «выпущены сорок три превосходных стиха». Далее приведено всего пять строк, затем поставлено «и проч.»
«И проч.» — это то, что нельзя печатать и через двадцать лет после смерти Пушкина. Но об этих строках можно напомнить читателям. Один восстановит их в памяти, другой узнает, откуда они, третий поищет у знакомых полный список стихотворения.
Иногда напоминание более бегло: «К 1821 году относятся еще следующие стихотворения Пушкина: 1) «Христос воскрес», 2) «Кинжал», 3) эпиграмма, оканчивающаяся словами:
Или: «К 1827 году относится послание Пушкина, начинающееся стихами:
Читатель сообразит, что начинается послание другими стихами:
Порой даже не строка, не заголовок — лишь: «Ода, встречающаяся очень часто в рукописных сборниках стихотворений Пушкина». Понятно — «Вольность».
Или одно только слово, исключенное в прежних изданиях. Указывается: в пятой строке стихотворения «Из Пиндемонти» пропущено слово «царям», в пятнадцатой — «для власти, для ливреи». И того довольно. Читатели сопоставят пропущенное с тем, что было напечатано, узнают о желании поэта —
Отрывок из Кишиневского дневника — «9 апреля, утро провел я с Пестелем…» Дневниковые записи и заметки по рукам ходят меньше, чем ненапечатанные стихи Пушкина, читателю труднее их расшифровать. «Библиографические записки» отсылают читателей (если так не догадаются) к другому журналу. После первых слов отрывка — «9 апреля, утро провел я с П-ъ» — сноска: «Это то самое лице, о смерти которого Пушкин сделал заметку под одним из своих стихотворений. См. «Русский вестник», 1856, № 11».
К заметке о встрече с Кюхельбекером, который обозначен К*, также дана сноска: «Автор драматической шутки «Шекспировы духи», напечатанной в СПБ, в 1825 году».
Иногда важно хоть слегка приоткрыть завесу, хоть предупредить читателя: «К NN. Это превосходное послание написано к Чаадаеву. Оно напечатано с такими переделками и сокращениями, что совершенно утратило первоначальный смысл, а местами и смысл вообще».
Злобствует «Северная пчела». Булгарин, разбитый параличом — жить осталось считанные месяцы, — воюет с «Библиографическими записками», по-прежнему воюет с Пушкиным.
Дает советы: сочинения поэта хотелось бы видеть более «просеянными». Оскорбляет память Пушкина: «В нем действовали страсти, волнуемые раздражительностью, и это производит брызги неблагоуханные и на вид отвратительные». Доносит на журнал и, по старой памяти, на поэта: «Многие места этих писем могут набросить тень на образ мыслей и характер Пушкина».
Афанасьев насмешливо читает источающие яд фельетоны «Северной пчелы»:
— Даже почетно, знаете ли, быть пронзенным пером Фаддея. Тотчас оказываешься в одном обществе с Пушкиным, Гоголем, Белинским…
И, слегка переделывая, повторяет некрасовские строки:
Это честь — драться с булгариными за живого Пушкина.
Пушкин продолжается в битве новых поколений с его врагами.
Пушкин живет на страницах афанасьевского журнала: любуется цепью Кавказских гор, стоит задумчиво у печального фонтана Бахчисарая, куролесит, влюбляется, смеется над врагами, слушает сказки — и каждой строкой своей приносит людям счастье.
Даже в последнем — вообще последнем — номере журнала напечатаны неизвестные строки Пушкина.