В тот же день он со всем своим скарбом выехал из деревянного Зимнего дворца, так и не попав, подобно Елизавете, во дворец новый, каменный, которому вместе с ней отдал немало труда.
Ну, да ведь не в Пелым же пелымиться. Высочайшего позволения не требовалось. Свой дом у Аничкова моста — что там, дворец?
Как хорошо, что осенило его в те баснословные времена обзавестись своим домком…
«До ридной хаты!» — с забывшимся придыханием добавил он, отдавая распоряжения слугам.
III
Хуже складывались дела у брата.
Мало, что президент Академии наук, мало, что гетман малороссийский — так еще и командир гвардейского Измайловского полка. Новому императору дела не было до забот научных, не слишком-то заботила и откатившаяся далеко на юг Малороссия, но уж Измайловский полк!.. Не зря же он с малых лет играл в солдатиков, подражая, разумеется, любимому прусскому королю. Сейчас под его рукой солдатики были настоящие. Казаки и калмыки поили своих гривастых степных коней в Одере и Шпрее. Падали ниц Кенигсберг и Берлин. Несокрушимый Кольберг — и тот в день смерти Елизаветы прислал ключи. Но… «Не быть по сему!» — проснулся в «чертушке» дух противоречия. Уже в ночь смерти Елизаветы поскакали фурьеры во все действующие армии, и прежде всего к генералу Румянцеву с приказом: «Остановить всякие враждебные действия против короля прусского!»
Для чего тогда армия?
А все для того — играть в солдатиков! Только не из теста сделанных и самолично раскрашенных. Ражие русские мужики забавляли нового императора. Он приказал сбросить просторные и удобные дедовские кафтаны и одеть всех в мундиры прусского образца. Начал, естественно, с гвардии. Гвардия должна красиво маршировать!
Когда Разумовский приехал к брату — у того не было своего Аничкова дворца, жил в казенной квартире при полку, — то застал не поддающуюся никакому смеху картину. Кирилл Григорьевич, вальяжно располневший в последние годы, со шпагой у бедра и ружьем на плече расхаживал по огромной зале, приспособленной для офицерских пиров, и выделывал своими жирными ногами такие эквилибры, что уму непостижимо. А на диване, возле приставного столика, возлежал прусский капитан. Дымилась огромная трубка. Плескалось вино в серебряном кубке. Нога на ногу, ботфорты что твои гаубицы! И голос, голос, орущий:
— Как нога? Тяни нога! Выше, выше!
Капитан не знал брата-фельдмаршала, а если и знал, так мало ему было дела до него. Он вскочил с дивана и затопал на гетмана:
— Экзерциций не знай! Шагай не умей! Как марш-марш на парад?
Куцый прусский мундир трещал на малороссийских телесах гетмана, ноги выделывали совсем непотребного гопака. Пот лился по осунувшимся щекам. А с дивана:
— Нога не так тяни! Мой капрал лучше тянет!
Кирилл заметил присевшего у дверей брата и с треском бросил на пол ружье:
— Но я-то не капрал! Болван!
Что-то даже присольнее с русской добавкой: «Мать твою!..»
Еще и не здороваясь, Кирилл налил себе вина, выпил, а остаток выплеснул на лицо.
Подбежал слуга с тазом и полотенцем, давая лицо омывать и утирать. Только после того Кирилл и подошел к брату.
— Вот так и живем, — без злости, с чисто хохлацким терпением посетовал.
— Плохо живете, — без прикрас ответил Алексей. — Гони ты этого болвана прочь.
— Не могу. Сегодня опять плац-парад. Я должен идти во главе своего Измайловского полка. Представляешь? Я и ноги-то выше дивана не задирал!
— А я задирал?.. — вроде без причины забеспокоился Алексей — ведь тоже пока еще не в отставке.
Умывшись и передохнув, Кирилл уже посмеялся над своим положением:
— Все князья и графы, все генералы обязаны маршировать во главе своих полков и дивизий. Во всеуслышанье пообещал император: я-де и этого пьяного поросенка, то бишь Бутурлина, как возвернется из Пруссии, под ружье поставлю!
— Неплохо бы, — рассмеялся Алексей, представив старческую тушу первого любовника Елизаветы.
— Тебе смешного?.. Уж на что князь Никита Трубецкой — до самой смерти Елизаветы лежал дома с распухшими ногами, в Сенат даже не ездил. А тут был обут в сапоги со шпорами. Нате! Из особой любви император пожаловал его в подполковники Преображенского полка, в котором сам и был полковником. Бедный Никита Юрьевич! С плаца его унесли на носилках, но ты бы видел, как он тянул подагрическую ножку!.. Император и к нам с тобой любовью воспылал… Гляди, не назначил бы тебя главнокомандующим — вместо Бутурлина!