— Графу Разумовскому срочная депеша!
Почесываясь под тулупом, накинутым на исподнее, Вишневский пошел будить графа. Что-то ему подсказывало: хоть и неурочное время, а надо.
Граф, конечно, долго чертыхался, прежде чем вскрыл депешу — да что там, письмо, коряво и неумело запечатанное.
Но первые же строчки ожгли:
«Ваша матушка… Розум…»
Вот неучи! Она же графиня Наталья Демьяновна Разумовская!
«…Наталья Демьяновна Розум почила в Бозе и похоронена на погосте в Лемешках, рядом с супругом Григорием Яковлевичем…»
Он долго сидел на постели с закрытыми глазами. Выходило, что со дня смерти прошло уже две недели. Можно было называться какой угодно графиней, но так и помереть в окружении неотесанных хохлов, которые не догадались именем гетмана послать в Петербург срочную эстафету…
Впрочем, и самая срочная эстафета не могла бы привести сыновей на похороны матери. Чуть ли не две тыщи верст!
Он послал слугу за братом Кириллом. Остается только помянуть…
IV
В двадцать пятый день января 1762 года должно было состояться погребение государыни Елизаветы Петровны — и оно состоялось в назначенный срок. Ни Лизка Воронцова, ни Петр Федорович не властны были изменить эти сроки.
Ударили колокола с высот Петербургского собора. Заунывно, совсем не так, как в будничный день, заныли верхи других колоколен. Никто не давал знак — сама собой учредилась похоронная процессия.
Стоял морозный туман. Снег был растоптан сапогами, лаптями и ботфортами, особенно на мостках к Петербургской крепости. Шпалерами обочь стояли войска. Ружья «на погребение», стволами вниз. Скорбью изнывали медные трубы. Флейты попросту плакали. Тревогу о будущем, о незнаемом сеяли барабаны. Народ, собравшийся и с центра, и со всех слобод, рвался глянуть «на матушку, на касатушку».
Но гроб уже был заколочен. Прощальная панихида творилась на месте последнего, четырехнедельного пребывания государыни во дворце. По своему тайному праву бывший первый камергер заказал вторую корону; на ней была выбита надпись; «Благочестивейшая, Самодержавнейшая, Великая Государыня Императрица Елизавета Петровна. Родилась 18-го декабря 1709 года. Воцарилась 25-го ноября 1741 года. Скончалась 25-го декабря 1761 года».
Золотые буквы и сейчас, когда он шел за гробом, жгли руки и саму душу. Место свое в процессии, на правах первого камергера императрицы, он установил сам, вслед за новым императором и Екатериной. Лизка Воронцова все-таки не посмела слишком близко сунуться к гробу. Толпы народа, и без того ломившего плечи солдат, могли бы ее запросто втоптать в грязный снег. Народ похоти нового государя не знал. Так было, так и воспринималось.
Шествие затяжное, торжественность вечности. Туда не бегут — туда шествуют.
Но если Екатерина была сама благолепная печаль, то на «чертушку» поистине черт насел. В такое-то время напала детская шаловливость! Как и при своем венчании, он кривлялся и строил рожи попам. Его черной мантии, подбитой горностаевым мехом, надлежало ометать гробовую пыль; шлейф несли новые камергеры. Алексей Разумовский, так и не объявленный супруг, все время чувствовал трепетание черного крыла.
Но что это?..
Шлейф стал словно вытягиваться. Племянничек все дальше и дальше отставал от гроба. Пятились камергеры, сторонился Алексей Разумовский, сторонились другие, уступая новому императору. Никто не знал, что происходит. В том числе и канцлер Воронцов, распоряжавшийся шествием. Он тоже пятился и сторонился перед императором. Не имея сзади глаз, наткнулся на Разумовского…
— Ничего не пойму, Алексей Григорьевич…
— А тут и понимать нечего. Вон племянница ваша!..
Как рядовая фрейлина, Лизка Воронцова тащилась где-то в середине процессии — туда и уносило обратным ветром императора. Он что-то с жаром объяснял ей.
Народ роптал, видя такое нарушение похоронного чина.
— Михаил Илларионович, да разведите вы его со своей племянницей! Ведь замятия сейчас будет!
Канцлер бросился в середину процессии, где перед его племянницей выплясывал император.
Траурная процессия уже одиноко и сиротливо маячила на Неве — никто не смел опережать императора.
Воронцову пришлось нешуточно пырнуть под жирный бок свою племянницу, заодно и императора убедить, чтоб не отставал от гроба.
— А, догоним! — развязно успокоил его император — и вприпрыжку пустился нагонять катафалк.
Не зная, что делать, взад-вперед металась Екатерина. Ей-то хотелось соблюсти весь похоронный чин, но как можно разорваться между гробом и паясничающим супругом?..