На визг и хохот мужики из бани повылезали.
Алексей оставил их разбираться, в баню пошел.
Споро работали мужички, но ведь и день короток.
— Не покончить сегодня?
— Сего дня — никак нельзя, барин. Переночуем в бане, а уж завтра доладим.
— Не замерзнете?
— Каменку-то, почитай, наладили. Протопим. А если ты еще, барин, подсогреешь…
— Да, да, — поспешно согласился Алексей, уходя.
Не мог он привыкнуть к этому слову — барин. А как им называть управляющего?
Карпуша, возвратясь из снежной купели, зверски посмотрел:
— Балуешь их, Алексей Григорьевич. А нам-то?..
— Тебе осталось, Карпуша, — успокоил немного.
Не о своем животе печаль — какое-то смутное предчувствие подгоняло: вдруг господыня и в самом деле нагрянет? Но короток день, при лучине немного наработаешь. Попробовали, да бросили. И сделанное-то попортить можно.
— Отдыхайте, мужики, я пришлю того-сего.
— Сего! И того! — заржали покладисто.
Каменку уже затеплили, помаленьку разогревали. Круто нельзя: мерзлый камень, опять рвать начнет. Соломы из сарая притащили, вокруг постелили. Одно заботило: женщинам-то куда? На хутора отправлять — поздно, в господских отмытых покоях — следить не хотелось…
— Ты не сумнись, барин, — поняли его замешательство. — Бабы при нас и прилягут. Глядишь, потеплее будет. Сам-то ты не замерзнешь?
Тоже не пустой вопрос: после мытья все горницы были в мокроте. Когда-то Карпуша просушит такие хоромы?
Распорядился, что отнести мужикам, и присмотрел себе лавку в передней. При закрытых на чистую половину дверях здесь было тепло.
Туда, в господские покои, был ведь из сеней отдельный вход. Успели двери отодрать да промыть.
На счастье, предчувствие не сбывалось. И на следующий день подъездная дорога оказалась пуста.
Оно и к лучшему. Недоделок-то, недоделок!
Горницы, казалось бы хорошо промытые вареным щелоком, кой-где по выскобленным стенам пустили грязные разводы. От сырости ли, от нерадения ли. Парадные двери, открывавшие путь в обход Карпушиной берлоги, все-таки плохо закрывались, Алексей ночью замерз. Значит, опять подгоняй. Топчи грязь зимними чунями. После то мой, то суши половицы чистыми тряпками.
Портрет властелина этих мест — и тот был изгваздан сажей. С дурных рук мыли той же водой, что и стены.
Занавеси над спальным пологом, хоть и постирали их, в стыд вводили. Сопревшее старье, оно на тряпки только и годилось. За неимением другого лучше было вовсе снять.
Над крылатым голопузиком, пускавшим стрелы, явно посмеялись: тряпицу на злачное место приклеили. Пришлось вразумить:
— Вы рисовали? Вы эту картину сюда вешали?
Освободил телеса крылатого лучника от бабских тряпок и кулаком пересмешницам погрозил: не сметь здесь свои порядки наводить!
К концу следующего дня с самим домом худо-бедно разобрались. Но баня-то?..
Тут никто ничего не мог сказать. Все вроде бы промыто, в предбаннике, просторном и теплом, даже новые лавки настлали. Но ведь что главное?.. Сама баня, сколь ни утешай себя внешним видом. Как она себя поведет? По царски ли, по-чухонски?..
— Надо ее, Алексей Григорьевич, попытать, — к следующему вечеру решил всезнающий Карпуша.
— Такой оравой? Загрязним опять.
— Зачем орава? Протопим как след, а ты, Алексей Григорьевич, один и пытай.
Спорить не приходилось. Дело-то серьезное.
Пока Алексей, уже затемно, при волчьем вое, еще раз гонял лошадь до большака, на что-то надеясь, пока в раздумье стоял там на раздорожье, пока то да се — готова баня! Пробуй.
Все убрались, вероятно, в Карпушину берлогу, а он чин чинарем разделся в предбаннике — и прямо в первый жар. Душу так и выворотило паром! Тут все как след быть обустроили. И шайки новые, липовые, из кладовок принесли, и веники березовые, дубовые, вересковые, и квас даже у старого солдата нашелся. Алексей копоть от лучины не пускал, свечу запалил. Жарким ветром огнистый язычок от каменки прямо в слуховое оконце тянуло. Того и гляди, задует.
Алексей и раз, и другой после пара выскочил в предбанник, а потом и на снег, — с удовольствием покатался в сугробе.
Пока хлопал дверями, свечу-то и задуло. А огниво и не помнил, куда засунул. Решил впотьмах ополоснуться да и до хаты, как говорят. Баня-то все-таки не чухонская, с хорошим оконцем, куда и луна как раз подсвечивала.
В шайку воды не самой горячей намешал и только поднял ее, немаленькую, над головой, как ему вдруг с визгом подмышки с заднего обхвата ощекотили. Куда шайка, куда он сам прянул!