Ты смотришь на меня, cладко ухмыляясь:
– Что, нравится? Вижу, что нравится…
Облизываю губы, но молчу.
– Посмотри, какие игрушки. Четыре размера. Смотри получше, запоминай. Сейчас завяжу тебе глаза и…
Его руки медленно расправляют второй черный шарф: – Закрой глаза!
Одна рука ложится под затылок, приподнимая голову… я почти пилот Пиркс в сумасшедшей ванне. Теплые волны от вентилятора. Медленное, нарочито медленное проникновение… Какой же из четырех… Надо угадать. Если ошибусь…. В прошлый раз ошиблась.
– Алек, что ты сделал в прошлый раз?
– Не может быть, чтобы ты забыла… Хочешь повторения?
– Не знаю. Ты ведь не повторяешься….Кубик льда из морозилки, прямо в разгоряченную плоть…
– Неет… сегодня будет что-нибудь новое… Ну как, нравится? Несколько медленных движений…
Двигаю бедрами, пытаясь не потерять нарастающее ощущение. Руки… если бы мне освободить руки…
– Ну… ты ведь можешь сделать себе приятно и без рук.. .-
Издевательско-сладкий тон. Нарочито тяжелые шаги… Я должна слышать, что он ушел на кухню…
Пытаюсь успокоить дрожь бедер, но ничего не получается. Боли нет, почти совсем. Только беспокоящая заполненность. Наверное, номер третий…
– Алек, третий, третий – кричу я, не в состоянии больше терпеть..
– Не угадала… Не угадала… Смотри!
Шарф летит на пол. Алек торжествующе демонстрирует мне первые три.
– Четвертый! Ты слишком растянута… Хм…
– Сволочь! Ты… Только развяжи руки…
– Подождешь! Тихо, не дергайся. Специально для тебя, номер пятый.
В ужасе смотрю на «номер пятый»… Размерчик…
– Вещь, да? Посмотрим, что ты скажешь, когда…Давно хотел послушать твой стон…
Смотрю, как он наносит смазку, приподнимаю голову, и вижу, как …
Он прикасается почти нежно… а рука сжимает бедро до боли Я не выдерживаю и сжимаю бедра, если бы не игрушка, наверное кисть бы сдавила.
– Тихо! А ну, раздвинь ноги!
В голосе нетерпеливые нотки. Подчиняюсь…. Подчиняя……
Заполненность. Давление. Боли почти нет.
– Посмотри. Черное и твоя белая кожа.
– Эстет хренов… Да сделай же что-нибудь!
– Сейчас-сейчас…
Он отвязывает шарф от бра, и вздергивает меня за освобожденные руки. Стоять невозможно, я тяжело опускаюсь на колени, игрушка почти выпадает.
Алек тем временем разваливается в кресле, совершенно обнаженный.
– Иди сюда. Руки за спину. Не смей вытаскивать! Можешь потрогать себя, разрешаю…
А теперь посмотрим, на что ты способна без рук.
Подвигаюсь близко. Черт возьми. Он раскрыт так… «Возьми»…. Слегка прикасаюсь языком, еще… И набравшись наглости ввинчиваюсь в сомкнутое отверстие. Ага, посмотрим, как ты выдержишь.
– Ааа…– тихий стон.
Забыла о штуковине во мне, наплевать на холод, на все наплевать… Ага… ты не выдержишь… Теперь более простое… Подумаешь, взять в рот… Но для начала потихоньку толкаюсь свернутым в трубочку языком в отверстие на навершии.
У меня короткая стрижка, в волосы не вцепишься, шалишь…
– Ну держись…
Едва успеваю сделать последний глоток, как оказываюсь на полу.
– Что скажешь ? Лизоблюд…
Что скажу? Когда внутри дергается такое… направляемое ловкой рукой. Когда другая рука … все быстрее…
Кажется, меня нет. Только что-то горячее внизу…Но это не я, не я кричу… не яяяя….
– Оближи!
Ладонь у рта, солоноватое на ней. Покоряюсь. Потому что меня нет.
И не заметила, что сеть упала. И похоже, надолго. Все-таки, ненадежная штука – Домолинк, хоть и дешевая. Относительно.
Поиграли, однако… А хорошо… В реале все совсем не так. Там иной раз не встанет, а в другой упадет невпопад. Когда Алек вдруг:
– Извини…. Что-то я сегодня не…. ,– мне всякий раз неловко, будто виновата. И каждый раз думаю, а если бы лет тридцать сбросить…
1 марта
Дни идут. Уже и у снежных заносов на обочине черное кружево. Оно притягивает тепло. Смешно – грязь притягивает тепло, чистота отталкивает. Не так ли и у людей? Cлишком чистые души остаются в леднике одиночества. Хорошо ли им? Кто знает. Мне такое не грозит. Всегда вокруг люди, за день так наобщаешься, решая разные вопросы и вопросики, что к вечеру хочется вроде бы, любимого одиночества, но нет же, лезу в сеть. С Алеком оно как-то устаканилось, почти до скуки. Встречаемся по субботам, от силы два раза в месяц. И хватит. Весенний ветер бьет в лицо сыростью, под ногами рыхлые завалы, мэрия в этом году даже не чешется.