6 марта
Что такое надо и с чем его едят, знаю с детства. Начинается сентябрь, рабочий сезон, все выходят из отпуска. И надо планировать, что кому поручить, как распределить усилия, чтобы каждый по возможности имел публикацию. Потому что без публикаций не будет надбавок, и людям обидно. И нужны статьи для отчета по грантам, иначе потом новый грант не дадут. Нужно писать новые гранты, в год не меньше двух, и далеко не все написанные получают поддержку. И надо думать, чтобы были и верняковые задачи, и какие-то точки роста, из которых может быть вырастет что-то интересное, а может, окажется тупик. И читать новые статьи, причем быстро. Хорошо, что есть интернет и база данных. И не забывать, какой коллектив – все пенсионного возраста, кроме аспирантов. Все больные, у многих дома немощные родители. Нуждающиеся в уходе и помощи. Две недели тому назад умерла мать у одной сотрудницы. Бабушка вела растительный образ жизни лет этак семь. Ни ума, ни движения. Ужасно. Не дай бог дожить. Я пошла на прощание, а в церковь нет. Решила, и так сойдет. Вот ведь как устроено. Бабушка в церковь не ходила, дочь не религиозна особенно, знает, что в Пасху на дачу работать нельзя, да за святой водой иной раз в Крещение сходит. А вот отпевание же, и панихиды потом на 9 дней, и на сорок тоже. И между тем, мне отчасти понятно почему, вовсе не потому, что она верит в жизнь вечную или думает о том, попадет ли ее мать в рай-ад. А потому, что когда умирает близкий человек, остающиеся на этом берегу испытывают чувство вины. Вины бессознательной во многом. Вины, не зависящей от того, насколько стар был умерший, насколько удавалось сделать для него все возможное. В конце концов, не можем же мы все умереть в один день. Когда-то слышала фразу: Дети должны хоронить родителей, а не родители детей. Это очень верно, но от этого горечь прощания навсегда не перестает быть. И церковный обряд оставляет ощущение – сделано все как положено. И эта суета похоронная, венки, поминки, свечи, – все заставляет человека, переживающего потерю, не сидеть, погружаясь в горе, а действовать. И все-таки на отпевание не пошла. Что во храме стоять, не крестясь, и чувствуя себя неуместно. Надеюсь, когда умру, никто не станет надо мной молитвы читать.
Да… почему-то надеюсь, что буду работать до смерти, потому что чем дома заниматься… Хобби особого нет, не вяжу, не вышиваю, огородник из меня среднеуровневый. Буду работать, как некоторые наши дамы. Немолодые, уже и здоровья нет, и за литературой научной почти не следят… И даже планировать эксперимент приходится мне. А у меня мозги одни, и уже тоже состарились. Алек как-то сказал:
– Сократи.
– Еще чего, молодым негде жить, они защитят диссеры, и уедут, кто за границу, кто на фирмы московские, а эти люди, пусть и не так эффективно, еще поработают. Хватило бы мне только мозгов…
Совсем не хотелось говорить ему, что у меня рука не поднимется подать на увольнение женщину, которая была моей первой учительницей, еще когда пришла делать диплом. Не хватит духу сказать сотруднице, у которой тяжело болен муж, чтобы она уволилась по собственному желанию, хоть она и пенсионерка давно. Да, я слаба, иногда вместо работы тупо бегаю по сетке. Вот статьи зависли, две штуки, написать пороху не хватает. А почему? А потому, что результат неяркий, ни два, ни полтора. Но и такое надо печатать, хотя бы для того, чтобы знать – туда не ходи, если туда пойдешь, савсэм мэртвый будэш….
Как угадать? Как увидеть, какая тропинка приведет к хорошему, значимому результату? Иногда совершенно незначительные наблюдения вырастают в серьезное исследование, а иногда год –два работы – и куча данных, которые невозможно осмыслить.
7 марта
Зеленушка, это птичка такая, раньше ее только грачи прилетают, резко покрикивает с березы. Под ногами гололед. Оглянуться не успеешь, придут майские праздники, на дачи народ потянется, а там лето, летом все сложно, студенты понаедут, надо им практику организовать, в отпуска люди уйдут, да и летом все не так как надо идет, то прибор какой-нибудь выйдет из строя по жаре, то микробы начнут вести себя нештатно. Они, конечно, в термостате, но электромагнитное поле Солнца летом дольше действует. Вот и чудят микробы, «земное эхо солнечных бурь»….
1 апреля
Меня опять не взорвали. Это черный юмор такой. Потому что нередко приходится, бывая в Москве, ездить по этой самой линии метро, где взрывы. Ощущение оцепенения, как от сильного мороза, не страха даже было в первый день. И теперь ушло куда-то. И понимаю, что ничего я не знаю, ни кто виноват, ни что делать. Версии сетевые эти. От «кровавой гебни» до международного следа. А может быть, все куда проще. Волк в капкане откусит руку неумелому охотнику. Бессмысленно, но объяснимо. И терроризм как землетрясение или эпидемия. Не имеет смысла, просто забирает жизни. Забирает так, что нет никакой возможности спастись, если оказался в неподходящем месте. Просто тем, кто видит виноватых. Не доглядели, недоработали, пропустили. А я, лично я всегда ли дорабатываю и доглядываю… У меня инструкций толстый том, если все это выполнять, работа встанет. Халтурю, недорабатываю. Как просто сказать: – Долой коррупцию, надо во власть порядочных людей. И как трудно сделать. Революция… Чтобы умерло не 39 человек, а многие тысячи… Не знаю… ничего не знаю… А потом приходит отвратительное чувство радости, что не меня, не моих родных и друзей… Стыдно и ничего с этим не сделать… Потому что начинаешь снова видеть солнце и лихорадочно вцепляться в работу или болтать о пустякам. Вот позвоню в пятницу Алеку. Встретимся и устроим безобразие на полсубботы.