Не захотел своей улыбкой ободрить,
Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить
И в самой подлости оттенок благородства!]
и заклеймил Воронцова таким четверостишием:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, - но есть надежда,
Что будет полным наконец.
И в том же самом 1826 году, когда он советовал Николаю:
Во всём будь пращуру подобен...
он, присмотревшись к порядкам нового царствования, характеризует его так:
[Встарь Голицын мудрость весил,
Гурьев грабил весь народ,
Аракчеев куролесил,
Царь же ездил на развод.
Ныне Ливен мудрость весит,
Царь же вешает народ,
Рыжий Мишка куролесит
И попрежнему развод.]
(Эпиграмма А.С.Пушкину не принадлежит. Ранее приписывалась А.С.Пушкину, была включена в сборник, изд. Р.Вагнера, Берлин, 1861, по которому цитировал М.Горький -прим.ред.)
А в 1827 году посылает в Сибирь друзьям строки, полные надежды:
[Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье!
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Прийдёт желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут - и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
"В Сибирь (Декабристам)".]
Декабристы устами князя Одоевского ответили ему:
[Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли!
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
Но будь спокоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями.
Наш скорбный труд не пропадёт:
Из искры возгорится пламя
И православный наш народ
Сберётся под святое знамя.
Мечи скуём мы из цепей
И вновь зажжём огонь свободы,
И с нею грянем на царей
И радостно вздохнут народы.]
Он - дворянин; но когда вышла в свет "История" Карамзина, Пушкин великолепно пригвоздил её своим стихом:
На плаху истину влача,
Он доказал нам без пристрастья
Необходимость палача
И прелесть самовластья.
(Принадлежность эпиграммы А.С.Пушкину не доказана. -ред.)
Он пишет:
В России нет закона:
В России столб стоит,
К столбу закон прибит,
А на столбе корона.
(Эпиграмма А.С.Пушкину не принадлежит. Ранее приписывалась А.С.Пушкину, была включена в сборник, изд. Р.Вагнера, Берлин, 1861, по которому цитировал М.Горький - прим. ред.)
Нужно помнить, что за каждое из таких стихотворений в ту пору можно было получить каторгу, ссылку, тюрьму.
По отношению к правительству Пушкин вёл себя совершенно открыто: когда до двора дошли его ода "Вольность", его эпиграммы на министров и царя и когда узнали, что он показывал в театре портрет Лувеля, убившего герцога Беррийского, - граф Милорадович вызвал его к себе, а в квартире велел сделать обыск.
"Обыск не нужен, - заявил Пушкин, - я уже всё, что надо было, сжёг". И тут же написал на память все свои противоправительственные стихи. Только благодаря Карамзину и другим вельможам это кончилось для Пушкина высылкой из Петербурга, - Александр Первый предполагал сослать поэта в Сибирь или Соловки.
Теперь рассмотрим обвинение Пушкина в презрительном отношении к "черни", - как известно, на основании этого отношения наши реакционеры зачисляли Пушкина в свои ряды, а наши радикалы, вроде Писарева, отрицали за поэтом всякое значение.
Прежде всего надо знать, что презрительное отношение к "черни" было свойственно всем романтикам, начиная с Байрона, - это был один из лозунгов литературной школы.
Признавалось, как вы знаете, что поэт - существо высшего порядка, абсолютно свободное, стоящее вне законов человеческих. С этой точки зрения, разумеется, и общество, и государство, и народ резко отрицались, как только они предъявляли к поэту какие-либо социальные требования.
Наши писатели допушкинской эпохи тоже были заражены этим взглядом; так, например, Державин говорил:
Умей презреть и ты златую,
Злословну, площадную чернь...
Он же:
Умолкни, чернь непросвещённа,
Слепые света мудрецы!..
Он же:
Прочь, буйна чернь непросвещённа
И презираемая мной!..
Дмитриев:
Будь равнодушен к осужденью
Толпы зоилов и глупцов...
Жуковский:
Не слушай вопли черни дикой...
Можно привести ещё десяток таких выкриков, но я вообще сомневаюсь в том, что эти выкрики относятся к народной толпе, к народу.
Причины сомнения следующие: поэты до Пушкина совершенно не знали народа, не интересовались его судьбой, редко писали о нём. Это придворные люди, вельможи, они всю жизнь проводили в столице и даже свои деревни посещали очень редко и на краткий срок. Когда же они изображали в своих стихах мужика, деревню - они рисовали людей кротких, верующих, послушных барину, любящих его, добродушно подчинявшихся рабству; деревенская жизнь рисовалась ими как сплошной праздник, как мирная поэзия труда. О Разине, Пугачёве - не вспоминали, это не сливалось с установленным представлением о деревне, о мужике.
Пушкин тоже начал с романтизма. Вот как он определяет свою позицию поэта:
[Поэт, не дорожи любовию народной!
Восторженных похвал пройдёт минутный шум,
Услышишь шум глупца и смех толпы холодной;
Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечёт тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит,
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
"Поэту (Сонет)".]
[Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне - свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова! (Hamlet. -прим. А.С.Пушкина)
Иные, лучшие мне дороги права,
Иная, лучшая потребна мне свобода...
Зависеть от властей, зависеть от народа
Не всё ли нам равно? Бог с ними!.. Никому
Отчёта не давать; себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Безмолвно утопать в восторгах умиленья