-Оля! Ты почему ничего не ела? Также нельзя. Кожа да кости. – возмущался Корецкий. – Довела себя!
-Папа умер!
-Когда?
-Час назад.
-Прости. Я завтра займусь похоронами. Сейчас уже ночь.
-Вот – снотворное, пейте, нужно выспаться, завтра займетесь похоронами, - бормотал профессор, размешивая в стакане воды шипучую таблетку.
Оля провалилась в какой-то кошмарный липкий сон. Корецкий отвез профессора домой, выпил двойную порцию виски и лег на пол, на шкуру белого медведя, рядом с диваном, на котором спала его гостья. Он долго разглядывал в полутьме эту спящую нимфу, ее точеный профиль, нежные руки, маленькие ступни, свесившиеся с дивана. Она была идеальна. И в жизни, и на сцене. Он улыбнулся и закрыл глаза.
Утро встретило их дождем. Ольга была такой слабой, что не могла встать. Она говорила шепотом. Корецкий оказался на редкость терпеливым и педантичным человеком. Вначале он принес Ольге бутерброды с икрой и кружку дымящегося ароматного кофе. Когда она поела, он достал блокнот с ручкой и сказал:
-Диктуй мне, что надо сделать, кому звонить, куда ехать.
Оля растерялась. Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной и слабой. Нужно ехать, договариваться, звонить. А она не может пошевелить рукой. Наконец, кофе подействовал. Оля стала диктовать телефоны из своего сотика – батюшки, Горенко, матери, похоронной службы, кафе для поминок. Она много раз представляла себе похороны отца. Но никогда не думала, что заниматься ими будет ее новый шеф…
Похороны прошли так, как хотел отец. Дали солдат и военных музыкантов. Отпевал отец Сергий в своей церкви. Были залпы орудий на кладбище. Огромный деревянный крест. Венки. Потом поминки в кафе рядом с кладбищем. Черная одежда, черные платки. Оля, поддерживаемая матерью, все время плакала. Мать, как в детстве, вытирала ей слезы платком и хвалила новую тушь, которая не расплывалась. Был и Семен. Но он опоздал, и Ольга даже не подошла к нему.
Отпуск окончился. Работать не хотелось. Загоревшая и довольная Алимова, прилетевшая из Антальи, нашла страдающую Ольгу в компании матери, кучи модных шмоток и бутылки коньяка. Узнав последние новости и поправив настроение примеркой очередной порции шмоток от кутюр, Алимова забеспокоилась отсутствием связи с Агнессой.
-Она не звонила?
-Нет. Честно говоря, мне было не до этого, - ответила Оля.
Глава 12
К вечеру они решили поехать на дачу к Агнессе. Завтра начинались трудовые будни. Молчание Агнессы навевало тревожные мысли.
Уже в сумерках подружки нашли нужный дом. Калитка была не заперта. В домике горел свет. То, что они увидели в домике, не каждый сможет перенести. Кругом валялись бутылки, битая посуда, остатки пропавшей еды. Стояла ужасная вонь. Посреди комнаты на обрывке веревки висела распухшая синяя Агнесса. Алимову несколько раз вырвало. Ольгу спасло только то, что она практически ничего не ела. На столе лежал обрывок бумаги со словами: «Простите меня, я виновата».
Дальше все было как в детективе. Полиция, скорая, показания. Домой вернулись под утро. Поспать удалось всего два часа, и зазвонил будильник. Оля была совершенно без давления и сил. Алимова потрошила холодильник. На работу совсем не хотелось.
-Звони своему Корецкому, обрадуй начальство, - давясь красной икрой, пробубнила Алимова.
-Почему это он мой?
-Да, ладно. Хватит притворяться. Охмурила женатого мужика.
-Он разводится.
-Из-за тебя? Вот это новости! Обалдеть! Чудненько.
-Он разводится не из-за меня. А по своей причине.
Ольга, шатаясь, нашла в сумочке сотовый и позвонила Корецкому. Она только успела сказать, что Агнесса покончила с собой, как почувствовала сильный приступ головной боли. Дальше разговор продолжала Алимова. Она в деталях, смакуя подробности, подробно описывала начальнику вчерашнее посещение дачи Агнессы. У Ольги опять начался приступ мигрени, ее тошнило, знобило, бросало в пот. Но самым ужасным была невыносимая головная боль. Анальгин в доме закончился. На столе валялся уже никому не нужный израильский рекармон. В дело пошел коньяк. Благодаря высокохудожественному слогу Алимовой, измученные подружки выторговали себе отгул на этот день.