Как Аня почувствовала, что была у неё сестра, как имя узнала – никто из тех многочисленных врачей, у которых мы с ней потом консультировались, так объяснить мне и не смог. А диагноз поставили: раздвоение личности2.
Целый год Аня провела в специальном детском учреждении и вроде бы даже вылечилась. По крайней мере, превращения в Яну не наблюдались, идентифицировала она себя, как Аня, ежедневно и без временных пробелов. И когда она, серьёзно так, попросила забрать её домой, и я кинулся с этой просьбой к главврачу, тот без колебаний нас отпустил. А уже вне стен своего кабинета, на улице, когда нас провожал, сказал мне, что большего родная медицина сделать всё равно не сможет. Надо просто побольше положительных эмоций, свежего воздуха, лучше морского, солнца, и лучше всего для этого подойдёт Италия.
Так у меня появилась цель. Как мы с Аней к ней шли – рассказывать не буду, сейчас это не важно. Но к окончанию Аней школы цель была достигнута. И мы летом поехали по Италии, нашли этот симпатичный городок, оба влюбились в него и так здесь и остались. А через год Аня затосковала по России и уговорила меня отпустить её учиться в Москву. Одну. Я был уверен, что она пойдёт по моим стопам и будет поступать на искусствоведческое отделение МГУ, но она выбрала скучную экономику. А современным искусством занималась, как хобби. И всё у неё получалось! Более того, в Москве открылся её талант организатора. Вы, молодой человек, знаете, что обе галереи и в Москве и в Питере – это её рук дело? Причем, коммерчески выгодного.
– А я думал, что галереи Вам принадлежат…
– Неужели я похож на ценителя современного искусства? – укоризненно посмотрел Сергей Данилович на Игоря. – Вот моя любовь и страсть, – и указал на картины, висящие на стенах кабинета. – Ну, да не обо мне речь… Начальный капитал, конечно, давал я, и Аня настояла, чтобы на меня они и были оформлены… И вроде бы всё у нас в жизни было хорошо. Аня закрепилась в Москве, ко мне приезжала каждый месяц на парочку дней, мне уже самолёты трудновато переносить. Но примерно четыре месяца назад мне позвонили из московской галереи и предупредили, что Аня попросила называть её Яной. Я забеспокоился, но у Ани ничего спрашивать напрямую не стал, а стал настаивать на её приезде ко мне, тем более, что уже давно её не видел. Она отнекивалась, ссылалась на какие-то неотложные дела, а голос был счастливым. Тогда я предложил приехать к ней в Москву, но она явно не обрадовалась этой идее. А две недели назад позвонила сама и сказала, что приедет на целую неделю. Вот, собственно, и вся история…
– Сергей Данилович, где сейчас Аня? Мне очень надо её увидеть…
– Анечка сейчас в одной специализированной клинике под Миланом. Сама туда попросилась. И я не думаю, что ваша встреча – это хорошая идея на данный момент…
– Но мне необходимо…, – начал Игорь, но Сергей Данилович перебил его:
– Я сказал «на данный момент», а не навсегда. Поймите, Ане надо отдохнуть. Какой бы энергичной она Вам не казалась, у неё неустойчивая психика. А Вы? Вы понимаете, что это заболевание не лечится? Она может вести совершенно нормальный образ жизни, но такой стресс, как предательство любимого человека, может навсегда выбить её из колеи. А я не хочу, чтобы моя дочь закончила свои дни в психушке. Простите, Вам сколько лет?
– Тридцать семь. При чём тут мой возраст?
– Вы были женаты? У Вас есть опыт или хотя бы желание заботиться о ком-нибудь? Отвечать не только за себя, но и за любимого человека? Простите, но Вы не производите впечатления человека, ведущего монашеский образ жизни. Вы, вообще, любите мою дочь?
– Мне кажется, что люблю…
– Вам «кажется»! А мне вот не кажется, я знаю, что она Вас любит. Но со своей любовью в одиночестве она справится, а вот с Вашей, когда окажется, что Вам это только показалось – нет. Поэтому давайте договоримся так: я не дам Вам сейчас адрес клиники, где лежит Аня. Вы крепко подумаете, над тем, о чём мы с Вами сейчас говорили. И если решите, что жить без Ани не можете – напишите мне на мой электронный адрес, – и с этими словами Сергей Данилович протянул Игорю свою визитку, – и я Вам его сообщу.