Лавочка взрывается хохотом.
– Валь, ты бы лучше по деревьям смотрела, – фыркает Серега. – Они к ночи туда забираются.
– Или по канавам!
Я слегка подталкиваю Алину к гогочущему большинству.
– Пошли, посмеемся. Пока время есть.
– Захожу я, – продолжает вещать Валя. – Сидит, королевна, так ее в печень, в банном халате на босу ногу. Она меня у калитки встречала, оказывается, устала и обратно ушла! А мы мимо ее халупы два раза проехали! У-у-у, рожа козлиная! На лицо смотрю – вроде нет ничего. Думала, может еще кому вызывает. Спрашиваю: «Кто больная-то?». Я, говорит, больная.
– Так на какой губе фурункул? – смеюсь я.
– И я спрашиваю, – гневно фыркает Валя. – Тут она халат этак распахивает… А там у нее гнойник с грецкий орех размером! На половой губе!
– Тьфу ты! – хором сплевывают «реанимальчики». – Да врешь, Валентина! Это ж как надо…
– Вот именно! У меня тут же обед к глотке подпрыгнул, а она еще говорит: «Да ничего, доктор, это у меня уже третий, в прошлый раз я его сама выдавила»!
Фельдшера совместно с врачами синхронно взвыли, выражая отвращение.
– Все, я сегодня не ужинаю, – громко кричит Серега. – И не завтракаю, наверное.
– А нас Клуценко сегодня в квартиру не пустила, – тихо говорит Анечка Демерчян, миниатюрная симпатичная армяночка, которую все любовно называют «фельдшер Лилипут».
Все поворачиваются к ней.
– Да ладно?
– Бабка Клуценко?
– Вы точно к ней звонили? Она же без «Скорой» дня не проживет. По три раза за сутки вызывает.
– Не пустила, – кивает Анечка. – Сказала через дверь, что она сейчас не дома, вот когда домой вернется, тогда и вызовет.
– Совсем с катушек съехала, – качает головой доктор Зябликов. – Сколько лет к ней езжу, она, как нас в квартиру заводила, тут же вещи начинала прятать, потому что мы все – бандиты в белых халатах. Так и говорила. О том, что беспокоит, рассказывает – а сама все прячет, при нас же. А теперь уже и не пускает.
– Это теперь уже к тебе, а, Псих?
– Не ко мне, а к «семерке», – устало отвечаю я. – Я на «психах» два года как не работаю.
– Ну и что, не справишься?
– А зачем она вызывает? – спрашивает Алина.
Понятно, новенькая. Не в курсе специфики вызовов наших «постоянных клиентов».
– Она, милая девушка, уже двадцать три года как вызывает, – поясняет Валя. – Я как сюда молодой и красивой после училища пришла, с первых же дежурств к ней каждое утро и вечер, как на праздник. И все одно и тоже – плохо ей. А как воткнешь в нее что-нибудь, хоть физраствор один, так сразу хорошеет. Часов на шесть. Потом опять вызывает.
– Ну, а диагноз ей какой ставят?
Лавочка вразнобой фыркает и дружно показывает на меня.
– Типичный синдром госпитализма, – пожимаю плечами. – Человек патологически любит лечиться, а чем и от чего – уже неважно. Пока ее лечат, ей хорошо. Только прекращают – ей плохо. И так далее.
– А если не принимать к ней вызова?
– Угу. Попробуй только. Как-то попытались, лет пять назад, адресовать ее с ее болячками к участковому. Вонь поднялась, как от общественного сортира после прорыва канализации. Ей, видишь ли, тяжело ходить в поликлинику через две улицы, но абсолютно не в лом тащиться в управление здравоохранения в центр города писать жалобу.
– Жалобы, – подчеркивает Валя. – И в Горздрав, и мэру нашему, и в край, и в газеты. Президенту вот только… да и то, неизвестно, может, и ему писала.
– Газету я помню, – кивает Зябликов. – «Ненужные люди» статейка называлась. Там все с ног на голову – она-де, ветеран Великой Отечественной, инвалид первой группы, сама в прошлом медсестра, фронт прошла, ноги отморозила, таская раненых. Короче, расписали ее героическую биографию по самое «не балуйся». Бабушка получилась – божий одуванчик просто. И нас также помянули – бессердечные, мол, и бездушные сволочи, которые отказывались к ней на вызовы ездить, когда она несколько раз при смерти была. Ну, журналюгам же только дай тему пообсасывать. После этого на нас свалили сверху строгое распоряжение – от нее и ей подобных принимать все вызовы, даже если их будет по четыре в час поступать. Вот и сели на нас старички, прямиком на загривок, да еще и ножки свесили.
– Ладно, Клуценко, а Лысанова! – восклицает Мила, работавшая в свое время в диспетчерской. – Тоже маразм ходячий. Звонит и спрашивает: «Вы не знаете, я сегодня “Скорую” вызывала или нет?». И так весь день…
– Она сейчас уринотерапию практикует, – хихикает Анечка. – Там такая вонь в квартире, что топор вешать можно.