— Зато теперь из окон стрелять удобно будет. И с ветерком ездить будем.
Поехали, и правда, с ветерком, а точнее, с пронизывающим ветром в салоне. Впереди — покалеченный «УАЗ», из выбитых окон которого торчали стволы автоматов, за ним — синий с тихонько ругающимися мирными жителями Чечни, а позади, почти подпирая багажник «Жигулей», — зеленая клиновидная туша БТРа.
Линда, сидя на коленях у Олега, вертела головой: что за новые запахи в машине, почему так холодно?
… В комендатуре чеченцев основательно, под протокол, допросили и до утра посадили под замок. Утром опергруппа и омоновцы осмотрели место происшествия, нашли десятка четыре стреляных гильз от «Калашникова» и только. На стылой земле никаких следов не было. Осталось неясным: то ли потешились у блокпоста «мирные жители» Гудермеса и потом быстренько разбежались по близлежащим домам, то ли поработали боевики Рамзана Гадуева, кому перекрыли дорогу и спутали планы омоновцы с опергруппой капитана Смирнова.
К обеду синий «Жигуль» со своими седоками отправился восвояси.
Глава пятая
День рождения Лёши Рыжкова праздновали спустя сутки после всех этих событий у блокпоста. Дата у лейтенанта кругленькая — 25 — столько лет за его плечами, из них в милиции всего четыре. По арифметике всё сходится: после школы отслужил в армии, год поработал шофером на легковушке-пикапе, возил торты и пирожные по магазинам, но скоро сладкая эта жизнь ужасно надоела. Бывшему сержанту-пограничнику хотелось приключений, романтики, опасностей. А где всё это можно найти? В милиции, конечно, на передовой по борьбе с преступностью.
Довольно скоро Рыжков оказался в уголовном розыске — сюда берут смышленых и неробких парней, три года Лёша поработал в одном из райотделов Омска, а теперь — здесь, в Гудермесе. Ехал сюда всё с той же жаждой приключений, война здесь, в Чечне, не казалась из заснеженной Сибири страшной и фатальной. Главное, самому не подставлять лоб под дурацкие пули, жить с умом и действовать предусмотрительно, с расчетом. Бережёного Бог бережёт, кто этого не знает!?
Лёха привез с собой гитару, оказалось, играть на ней и петь он был мастак, знал песни Окуджавы, Визбора, Никитина… Ну, и своё кое-что умудрялся сочинять, хотя в том не признавался, а на вопрос Олега — что, мол, за автор? — отвечал односложно: «Не помню. Слышал где-то».
Олег всё же пытался докопаться до истины, ибо и сам кое-что сочинял, но играть на гитаре не умел, слух музыкальный был у него так себе. Лёха бардом себя тоже не считал, бацал на гитаре в своё удовольствие и коллег по профессии развлекал.
За столом они уселись все пятеро, ещё череповецкие омоновцы явились, когда узнали про день рождения лейтенанта Рыжкова, сам майор Нуйков пожаловал, бравый их командир, с ним трое офицеров, потом ещё кто-то приходил-выходил… Короче, двери в комнату опергруппы капитана Смирнова в тот вечер не закрывались, здесь все были рады гостям, тем более имениннику — приятно же когда на твой день рождения приходит много людей.
Линда вертелась тут же, под ногами хозяина и его друзей, она хорошо чувствовала праздник, а ей, как отличившийся по службе, перепало нынче и внимания, и лакомств. Пришлось Олегу даже вмешиваться и ограничивать угощения — не накормили бы его помощницу чем-нибудь таким, что собачьему организму противопоказано.
Пригодилась за столом и «Лезгинка», чеченский коньячок хорошо пошёл под шашлык, какой Олег с Лёшей купили загодя у одного уличного предпринимателя прямо с дымящего мангала. «Лезгинку» Олег покупал сегодня же у Марьям, она спросила:
— Я слышала, день рождения у твоего друга?
— Кто сказал?
— А сам он и сказал, Лёша. Конфеты у меня утром покупал.
— Понятно… ещё что про нас знаешь?
— Обстреляли вас на блокпосту.
— Это тоже Лёша сказал?
— Нет, что ты! Про это весь город знает. Хорошо хоть никого не убили.
— А те, что нападали…
— Дураки они. Бандиты.
— Ты их знаешь? Местные они?
— Ой, Олег, не знаю я ничего. Кто стрелял, в кого попал… Про такое лучше не знать… Пошла я, до свидания. Чего в следующий раз принести?
— Сигареты. Больше ничего.
— Хорошо. Ну, гуляйте, отдохните. А то всё мотаетесь.
Так они поговорили, обменялись вежливыми, улыбками и разошлись.
… Офицерское застолье начинает, конечно, старший по званию.
Майор Нуйков, командир вологодского ОМОНа, с ролью тамады справлялся умело. Начал с похвалы всей опергруппы капитана Смирнова.
— Мужики! — Нуйков держал в руке алюминиевую кружку. — Должен сказать, что вы молодцы, хорошо работаете. Слух о вас по Гудермесу пошел. Сам слышал от одного местного аборигена, мол, таких сыщиков из России тут ещё не было, А про собаку вашу, Линду, просто со страхом в глазах рассказывал! Говорит: чёрная, громадного роста, с телка, глаза огнем горят, а оружие и взрывчатку через стену чует.
Все засмеялись, задвигались, весело поглядывая на Линду, а та сидела у ног хозяина счастливая. Поняла, что говорят про неё, хвалят, и Линда одобрительно завиляла хвостом, — дескать, правильно всё. Поначалу, услышав знакомые слова: «Оружие… взрывчатка», насторожилась — не придется ли бежать к машине? Но хозяин сидел спокойно, держал в руке, как и все, остальные, кружку…