В доме явно совещались. Потом в дальней комнате с грохотом распахнулись створки окна, в проём вывалился бородатый, в берете, человек, и угодил прямо в руки омоновцев. Это и был Ваха Бероев.
— Ответите за всё!… Найдём!… — злобно шипел он.
— Второй где?
— Никого больше нет. Женщины и дети!… Я домой, пришёл, почему задерживаешь?!
— В комендатуре тебе всё объяснят! — омоновец в чёрной маске прикладом подталкивал Ваху к воротам. — Пошёл!
А Олег с Линдой в это время осматривали гараж. Нашли два автомата с парными, скрученными изолентой магазинами. Оружие было запрятано в смотровой яме, да так искусно, что, конечно же, человек тайник не нашёл бы.
Второго боевика нашли в смешном для обученной собаки месте — в платяном шкафу. Вылез оттуда перепуганный, с трясущимися руками парень лет шестнадцати, затравленно смотрел на лающую на него собаку, на вопросы капитана Смирнова отвечал невпопад:
— В шкаф я так залез… просто. Живу рядом, зашел к дяде в гости… Я по комендатуре не стрелял… На вокзале был, да, но я там… просто смотрел… интересно.
— Как людей убивали — это тебе интересно?!
— Я не знаю… Я не убивал.
— Автомат в гараже… твой?
— Я не знаю ничего… Какой автомат?
— Правое плечо покажи!
Парень показал — следы от приклада, синяки, на правом плече были.
— А говоришь, не стрелял!… Граната зачем в кармане? Линда, вон, тебя по ней, и нашла.
— Я… я продать хотел… Это не моя!
— Зовут тебя как?
— Имран.
— Тоже Бероев?
— Да. Ваха мой дядя, я же сказал.
— Ну, иди в машину, разберемся в комендатуре.
Пошли толпой со двора Бероевых, за спинами омоновцев выли женщины, сыпали вслед проклятия:
— Русские, вам отомстят за Ваху!
— Сами бандиты!… Отпусти Имрана, он ещё ребенок!
— Наши вернутся в Гудермес! Они вам снова кровавую баню устроят!…
В ту ночь все эти оскорбления и угрозы воспринимались пустым сотрясением воздуха — мало ли что могли кричать разозленные женщины, у которых уводили в неизвестность мужа и племянника?!
А женщины, окружённые плачущими, проснувшимися от шума детьми, бежали за омоновцами до самой машины, всё пытались отнять Ваху и Имрана, а потом, когда грузовик тронулся, потрясали кулаками:
— Наши мужчины вернутся, русские!
— Имран, не говори им ничего, сынок! Я утром к прокурору пойду!
Лаяла в темноту, на оставшихся на улице женщин, возбужденная Линда, Олег гладил её по спине, уговаривал:
— Ладно тебе, хватит. Кричать они имеют право.
Ваха сидел мрачный, насупленный, зелёный его берет с оскаленной волчьей мордой сполз на самые глаза. Ни к кому конкретно не обращаясь, он уронил сквозь зубы:
— А вам, ментяры, за меня и правда отомстят!…
И согнулся под ударом, смолк, — чей-то увесистый кулак ахнул его сзади, в шею.
Глава седьмая
Ваха оказался важной птицей — ходил в заместителях у Рамзана Гадуева, надо полагать, много знал, и потому из ГУОШ дали команду: доставить Бероева под усиленной охраной в Грозный.
Пацана этого, Имрана, оставили в Гудермесе: нужно было провести очные ставки с задержанными боевиками, уточнить кое-какие моменты нападения на город, о которых юный этот Бероев мог знать. Но особых планов в отношении Имрана следствие не строило — слишком он был молод.
Ваху решено было отправить в Грозный уже на следующее после задержания утро. Сначала Коржов наметил снарядить целую колонну: БТР, «Урал» с омоновцами или собровцами. Подполковник вызвал командиров подразделений: мнения разделились. И Нуйков, и Смирнов, и собровец Маслов в один голос заявили, что это глупо. О том, что Бероев-старший задержан, боевики наверняка знают — его жена постаралась сообщить кому надо, и Рамзан Гадуев вполне мог уже дать соответствующую команду о наблюдении за воротами комендатуры и контроле на шоссе. Да и просто сама по себе небольшая колонна привлечет к себе внимание, ясно же, что БТР охраняет нечто важное. Стоит ли рисковать?
— Завтра в Грозный идёт мой «Урал», — сказал Нуйков. — По хозяйственным делам. Деньги надо получить, продукты, отчет повезём в ГУОШ. Я сам еду. Вот и давайте Ваху этим рейсом доставим. Кому в голову придёт, что такого важного боевика везут на неприметном грузовике?… Пусть Смирнов со своей группой сопровождает его, моих парней пару-тройку возьму, или, вон Маслов своих собровцев посадит.
Коржов помедлил.
— Мысль, конечно, интересная. Можно рискнуть, но с другой стороны есть приказ: одиночные военные машины на шоссе не выпускать.
— Иван Алексеевич, да я сколько раз уже ездил! — Нуйков театрально развел руками, — Забыл, что ли?
— Да не забыл я, Володя! — поморщился комендант. — Раз на раз не приходится, сам знаешь. Да ещё после всей этой заварушки в Гудермесе. Одно дело за тушёнкой съездить, а другое — приказ начальства выполнить, арестованного везти. Да ещё такого, как Ваха Бероев. Гадуев, не иначе, план уже разработал как его вызволить.