Линда терпеливо ждала хозяина. На душе у неё тоже была зима. Но он велел ей ждать, и она хорошо это помнила.
Глава одиннадцатая
Гости пошли к Олегу много дней спустя, когда понизилась температура, и он заметно ожил. Но рана затягивалась плохо, зашивать её было нельзя.
… Первыми приехали генерал Тропинин с Савушкиным. Тропинин был в форме, вид его придавал значительность визита, как бы вдохновлял, настраивал на служебный тон, и Олег, увидев начальника УВД, попытался встать.
— Лежи, лежи! — несколько даже испугался Тропинин, замахал на него руками.
Осторожно пожал правую руку Олега, отметил про себя: «Тёплая, это хорошо.»
Поздоровался за руку и Савушкин, оба сели около койки. Тропинин бодро улыбнулся Нине Алексеевне:
— Ну, как тут наш герой?
Мама тяжело вздохнула.
— Боремся. Температура, вот, насколько спала, уже хорошо. А остальное…
— Ничего-ничего! Организм здоровый, парень он крепкий, молодой… Какая-нибудь потребность в лекарствах, питании имеется, Нина Алексеевна? Говорите, не стесняйтесь.
— Всё у нас есть, спасибо, Виктор Ильич.
— Подлечится, в санаторий отправим, в лучший. Я лично попрошу главного нашего областного медика.
— Сначала рана должна зажить, потом — протез…
— Да-да, простите, я и забыл! Это потому, Нина Алексеевна, что воспринимаю его не инвалидом… С протезом тоже поможем. В Москву поедешь, Олег, к лучшим мастерам-ортопедам… А здесь, в больнице, как условия? Вижу, на двоих палата?
— Соседа вчера выписали, теперь мы с мамой вдвоём.
— Надо попросить, Юрий Николаевич, — обратился генерал к Савушкину, — чтобы не подселяли сюда никого. Впрочем, я сам. Медики тоже большие бюрократы, убеждать надо.
Савушкин кивнул на принесённые пакеты.
— На фрукты налегай, Олег. Витамины вещь полезная.
— Спасибо.
— Привет тебе от всех офицеров управления. Переживают за тебя, желают скорейшего выздоровления.
— Им тоже всем привет.
— Как самочувствие?
— Ничего. Встал бы и пошел. Два месяца без движения, устал. Работать хочется.
— Поправляйся. Дело найдётся.
Конечно, полковник говорил эти слова для поддержания духа тяжело больного человека, Олег это понимал. Какой может быть разговор с инвалидом, и какое в милиции может сыскаться дело для человека с перебитой рукой и безногого?! Здоровые и то по двадцать всего лет служат. А тут — калека.
Тропинин вручил Нине Алексеевне конверт.
— Это на лечение. Врачей заставляйте лечить Олега лучшими лекарствами.
— Они стараются, Виктор Ильич.
— Вот и хорошо. Надо парня на ноги поставить.
Тут генерал осёкся, понимая, что в привычной этой фразе в данном случае звучит некая двусмысленность, но тем не менее твёрдо закончил:
— На ноги его поставить, поднять с койки — наша задача. Твоя, Олег, кстати, тоже. Не раскисай. Ты — офицер милиции, боец. Им и оставайся.
— Буду стараться, товарищ генерал.
— Вот и молодец, — Тропинин, а за ним и Савушкин поднялись. — Извините, Нина Алексеевна, дела. И докторá предупреждали, чтобы мы не очень больного утомляли.
— Спасибо, что пришли, Виктор Ильич. И вам, Юрий Николаевич.
Нина Алексеевна проводила гостей до выхода. В коридоре Тропинин сказал:
— В случае какой необходимости, сейчас же звоните, Нина Алексеевна. Мне в приемную, или, вот, Юрию Николаевичу.
Савушкин протянул женщине визитку.
— Меня легче застать, Нина Алексеевна. Звоните в любое время. Можно и домой, после девяти вечера, раньше я редко приезжаю.
Мать поклонилась им в пояс, чем смутила высокое милицейское начальство: бывшие эти советские люди не привыкли к такому обхождению. Полковник Савушкин в своё время начинал в милиции простым водителем, а генерал Тропинин прошел всю служебную лестницу, начиная с участкового.
Такие стояли перед Ниной Алексеевной милицейские «шишки».
Примерно через неделю после этого визита приехала Марина. Вошла в палату взволнованная, с напряжённым взглядом, со спадающим с плеч белым халатом-накидкой.
— Здравствуйте, — сказала негромко, немного растерянно: она, молодая цветущая женщина, не бывала раньше в таких вот палатах, где лежат тяжело больные люди, где сильно пахнет лекарством, где борются за жизнь и не всегда эта борьба кончается успехом.
— Проходи, Марина, проходи! — засуетилась обрадованная Нина Алексеевна. — Садись вот сюда. Располагайся. А я — сейчас, мне в аптеку надо спуститься. Бинты кончились.
Бинты, конечно же, в тумбочке были, и Олег, и сама Нина Алексеевна это хорошо знали.
— Здравствуй, Олег! — повторила Марина чуть увереннее и с бóльшим чувством. Поставила на тумбочку у койки пакет, села рядом. Лицо её дышало здоровьем, той полнокровной жизнью, которой и он, Олег, наслаждался не так давно, и которая сейчас текла мимо вон за тем широким больничным окном, где царствовала зима, метель, морозы…