И давит. Бывает, что сама, если речь идет о младшем персонале, бывает, что руками Чиненковой. Штрафы, объяснительные, часовые беседы с запугиванием, после которых не имеющие офисной закалки молоденькие операционистки, случается, заявления на увольнение пишут. Матерых сотрудников такими вещами не проймешь, она это знает и к ним не лезет. А вот новеньких любит попрессовать.
Но, даже учитывая это все, мне было муторно. Она сука редкая, это да. Но я-то не совсем еще дрянь человек? По крайней мере, мне хочется в это верить. Не то, чтобы «Не поступай с людьми так, как ты не хотел бы, чтобы поступили с тобой», нет. Просто даже если она такая, то это не значит, что надо с ней поступать так, как я только что. И вообще — злоба плохой советчик, мне это еще мама говорила. И была права.
Ладно, с этим всем потом разберусь, сейчас выкручиваться нужно.
Я сделал лицо поглупее, приоткрыл дверь и опасливо высунул в щель голову.
Картина за ней была та еще.
Южаков припер к стене голую по пояс Романову и сейчас старательно отводил глаза в сторону, стараясь не таращиться на ее грудь. Кстати — очень и очень достойную на вид. Бюстгальтер, как видно сброшенный в порыве страсти, валялся возле двери столовой. И руки у Светки вправду были связаны.
Апокалипсис сегодня, иначе и не скажешь.
Заметив меня, она замычала и дернулась, но уже как-то лениво, дежурно, если можно так сказать. Сдается мне, слабеет действие зелья. Сколько прошло с того момента, как я ей его дал? Минут восемь-десять, где-то так?
— Смолин, я не знала, что ты такой мачо, — вроде бы и в шутку сказала Немирова, но вот только взгляд у нее был такой, что смеяться не хотелось. — Девушки на себе вон одежду рвут, так тебя хотят.
— И на мне тоже, — я поправил галстук, который изрядно скособочился. — Не поверишь — сам поражаюсь своей популярности.
В это время пропищал магнитный замок хранилища и послышался голос Чиненковой, которая что-то объясняла Катерине, чья смена была сегодня. Кассиры — они по неделям у нас работают. Посменно, вахтовым методом. Неделю одна, неделю другая.
Хорошо еще, что завкассой София Сергеевна в отпуске. Если бы баба Софа (так ее называют в народе) нынче трудилась, то все, какая там тайна. Она бы еще столько дополнительных подробностей навертела — только держись. Да таких правдивых, что даже я, непосредственный участник событий, сам бы в них поверил.
Катерина — другое дело. Она совершенно лишена как воображения, так и желания с кем-то общаться в принципе. Она из «цоколя» вообще наверх не вылезает, как с утра запрется в своем хранилище, так только в туалет из него и выходит. Нелюдимая она у нас. Ее так в народе и называют — «дитя подземелья».
— Надо, — донеслось до меня. — Катя, я вообще о чем-то прошу редко, ты же знаешь.
— Не положено, — равнодушно ответила кассир. — Вы же в курсе.
— Под мою ответственность, — раздался голос с лестницы. — Володя, давай, веди эту красавицу в пересчетную. Вы же туда ее хотели определить?
Это был Силуянов. Час от часу не легче.
Значит, все-таки есть тут камеры, в этой части этажа. А говорили, что столовая и туалеты не просматриваются. К кассе-то Романова не подбегала, это точно.
— Туда, — отозвалась Чиненкова. — Вадим Анатольевич, тут что-то непонятное. Аня даже про наркотики упоминала. Я вот думаю…
— Непонятное — это по моей части, — оборвал он ее. — Потому и пришел. Людмила Петровна, давайте решать проблемы последовательно, хорошо? Сначала надо вот эту красавицу изолировать, чтобы лишние слухи на корню пресечь, а потом уже разбираться будем, что тут к чему.
Романова к тому времени совсем уже обмякла, перестала страстно мычать и дергаться, глядя на меня, только глазами хлопала да судорожно сглатывала слюну.
Очень это кстати, что ее сейчас в «пересчетке» закроют. Как зелье действовать закончит, так у нее память о произошедшем исчезнет вовсе. Во-первых — она забудет странное слово «сингулярность». Силуянов вряд ли разбирается в травничестве, но зато он бывший чекист и слышал о нейролингвистическом программировании. То есть в курсе, что такое слова-активаторы. Кстати — забавно, что-то общее между этими вещами есть. Вековая пропасть, а смотри-ка ты. И не верь потом в то, что ничего нового под луной не бывает.
Во-вторых — наркотики так не действуют. Человек все равно что-то помнить обязан. А она забудет все. Надеюсь, что все.
Ну и ей самой так лучше будет. Странно, но сейчас мне ее совсем жалко почему-то стало.
Хотя тут впору себя жалеть. Предъявить мне нечего, но в этом и необходимости особой нет, сор на уровень органов правопорядка из избы так и так выносить не станут. Да что органов — эта история даже до руководства не дойдет. А если и дойдет, то в виде слухов и сплетен, не более того.
А вот меня раскатать в блин, на предмет увольнения, эта дружная компания может запросто. Кристаллы я сбросил, так что козыря у них не будет, но нет такого руководства средней руки, которое не могло бы создать для сотрудника невыносимые условия существования. Все эти страшилки, вроде «мы тебя уволим по статье» действуют только все на тех же девочек-припевочек первого года работы, опытный сотрудник только похихикает, слушая подобное. Уволить сотрудника «по статье» — задача хоть и выполнимая, но очень, очень многотрудная. В «Трудовом кодексе» не такой уж очень большой список этих самых статей, и если у человека есть хоть пара извилин, он под них не подставится. А моделировать ситуацию искусственно — себе дороже выйдет. Трудовая инспекция сейчас большую силу взяла, одно письмо — и жизни организации не будет, замордуют проверками. Раньше, во времена «дикого» капитализма, говорят, людей вышибали с работы запросто. А теперь — фигушки.
Так что с тем, кого хотят уволить, проще договориться. Или, повторюсь, создать такие условия, чтобы он сам сбежал. И речь не про атмосферу нетерпимости в коллективе, а кое о чем похуже. Фиксирование мельчайших нарушений трудовой дисциплины с написанием объяснительных записок по каждому случаю, сваливание на сотрудника всей возможной работы по его отделу, постоянные удары рублем в максимально допустимых пределах — там много инструментов. В таком аду жить долго не получится, даже если ты мазохист и любишь, чтобы тебе было плохо и больно.
Тем временем Силуянов отодвинул Вовку и перехватил у него непонимающе смотрящую по сторонам Романову.
— Пиджак свой дай, — сказал он Южакову. — Сам не догадался ее прикрыть? Хотя, о чем я…
Вовка стянул с плеч пиджак и протянул его безопаснику. Тот, придерживая одной рукой еле трепыхающуюся Романову, достал из его нагрудного кармана карточку-пропуск и протянул Южакову, невесело при этом вздохнув, мол: «Эх, молодежь».
— Забыл, — шаркнул ногой Вовка — Виноват.
— Ступай отсюда, — велел ему Силуянов. — О том, что видел — забудь. Сам знаешь, что случится, если пойдут разговоры на эту тему.
— Знаю, — покладисто ответил Южаков. — Не дурак. Так я пошел?
— Сказал же — вали, — буркнул безопасник. — Пиджак потом вон в том шкафу заберешь, перед тем, как домой идти.
Вовка понятливо кивнул и потопал к лестнице.
— Тоже пойду, — сказал я Силуянову. — Поесть не получилось, так хоть поработаю.
— И не думай даже, — без угрозы, но довольно жестко сказал он мне. — С тобой отдельный разговор будет.
Но стоило же попытаться, правда? Жалко, что не получилось.
Романову отвели в кассу пересчета, и через пару минут у дверей столовой собралась теплая компания — начальник юридического отдела, начальник службы безопасности, начальник отдела по работе с персоналом и я. Однако, силы изначально неравны. Их трое — я один.
— К кому пойдем? — деловито спросил Силуянов.
— Ко мне, — тут же сказала Чиненкова. — У Ани вечно народ толчется, у тебя тоже постоянно кто-то шастает. А у меня тихо, спокойно, никто не помешает побеседовать о произошедшем. Смолин, ты идешь с нами.
— Всегда готов, — не стал возражать я. — Хотя и не понимаю, накой я вам сдался. Ну сорвало башню у Романовой, бывает. У нас работа вредная, с любым может такое случиться. По поводу огласки можете даже не беспокоиться — ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.