(…поговорку насчёт «первый блин комом» можно смело дополнить, что первое варёное яйцо лучше просто выпить…)
Участники военной игры в большинстве своём пришли в спортивной форме и никому не хотелось заходить в здание школы. Так что мы бездельно толпились во дворе небольшими возрастными группами. В моей, все удивились до чего плотно сидят на мне погоны. Я гордо похлопал себя по левому плечу – ни капли не оттопыривается, а? Не то, что у некоторых – всего по паре стежков и выгнуты как спина перепуганной кошки, хоть мизинцем срывай. И тут незнакомый мальчик, наверное, из параллельного класса—ни с того, ни с сего—напал на меня, завалил на землю и подрал мои погоны в клочья.
(…драться я никогда не умел, да и теперь не умею. Скорее всего, обозвал его «дураком» и убежал в лес – домой…)
В лесу я снял свою курточку… Вместо погонов осталась только узенькая полоска бумаги обвитая частыми стежками чёрной нитки сложенной вдвое. Я выщипал бумажные обрывки и рассеял их по опавшей осенней листве. Возможно, всплакнул даже, что меня так преждевременно убили, и совсем не по правилам, ещё до начала военных действий… А ведь я так мечтал захватить в плен штаб противника…
Какое-то время моим излюбленным способом коротать уроки в школе стало составление чертежей моего тайного убежища – пещеры в неприступной скале, как у героев Таинственного Острова Жюля Верна. Только в отличие от ихней, в мою можно попасть лишь по подземному ходу, который начинался далеко от скалы, в чаще окружающего леса, ну а в самой пещере имелся ещё дополнительный ход наверх, в пещеру поменьше, с узкими расселинами бойниц, чтобы следить что там вокруг творится.
Конец карандаша, которым я рисовал чертежи украшала угрюмая резная маска, наподобие тех идолов с острова Пасхи… Искусство резчика карандашных концов я тоже освоил в школе. Проще простого, если есть лезвие для бритья.
Делаешь поперечный надрез и от краёв его проскрёбываешь два продольных углубления до окончания карандаша, каждое 1 см в длину и 3 мм в ширину, оставляя между ними 2 мм – это переносица.
Теперь, на 1 см ниже носа делаешь широкий продольный срез к нему. Нос начинает торчать, а срез становится нижней частью лица. Засечка поперёк него становится узкогубым ртом, а короткие прорези в продольных углублениях вдоль носа—по одной на каждое—глазами идола.
Только поосторожней с лезвием, оно страшно острое и можно пальцы порезать при невнимательности… Этих инструментов резчика полным-полно в ванной, в синей бумажной коробочке лезвий, которую Папа там держит. На синем верхе – рисунок чёрного парусника и надпись «Нева», а внутри конвертики, тоже синие, с таким же парусником и надпись та же…
С началом зимы у меня на руках начала меняться кожа. В каком-нибудь месте взбугриться сухой клочок, потрёшь его, потянешь и – снимается целая полоска кожи. Я никому не говорил и за неделю снял всю кожу, как изношенные перчатки, до запястий. Но на ладонях так и не облезла, а под снятыми полосками обнажалась новая.
(…понятия не имею есть ли какое-то научное объяснения такому явлению, однако по моему скромному мнению, причиной послужила книга встреченная мною на полках Библиотеки Части. Её название, Человек Меняет Кожу, чем-то оттолкнуло, но, вместе с тем, и запомнилось, чтоб впечатлительный ребёнок на собственной шкуре проверил возможность такой смены…)
Меня всегда отличали две врождённые Ахиллесовы пятки: наивность и впечатлительность… Впечатлившись песней на пластинке в 33 об/мин, я наивно возжелал переписать слова, хоть пелась она на иностранном языке.
Моя попытка списывания не продвинулась дальше первой строки, но и такой результат вызывал серьёзные сомнения. Один раз явно слышится «аза лацмадери», а ставишь пластинку по второму кругу тут уже звучит «эсо дазмадери». Сколько я не бился, эти два варианта сменяли друг друга. Но невозможно же, чтоб пластинка сама собой менялась, без фабрики грамзаписи! Проект остался незавершённым…
(…много лет спустя я вновь услышал и сразу же узнал, когда Луи Армстронг запел с лазерного диска:
“ Yes, sir, that’s my lady…)
Каток за дорогой с самого начала предназначался для хоккея. Со временем его окружили плотным дощатым бортиком, а в противоположных концах поля поставили хоккейные ворота. После снегопадов мальчики чистили поле парой широких металлических щитов наподобие ножа бульдозера. По верху каждого такого щита протянута длинная горизонтальная ручка для хватания и толкали него не меньше двух-трёх мальчиков.